Константин Станюкович - Два брата

- Ну, давай вместе.

Они принялись выкладывать платье, белье и книги из большого чемодана. Вася внимательно разглядывал книги и две из них отложил.

- Можно почитать?

- Разумеется... Ты что выбрал? - полюбопытствовал брат.

Вася назвал заглавия.

Николай шутя погрозил пальцем.

- Ишь к чему тебя тянет! - протянул он. - Смотри, Вася, с ружьем осторожнее: заряжено... Думал дорогой что-нибудь подстрелить... Дичи теперь, я думаю, много?

- Есть... намедни куропаток видел!

- А ты по-прежнему не любишь охоты?

- Нет. К чему я буду божью тварь убивать... потехи ради.

- Тогда и мясо есть не следует?

- Ну, это другое дело. А, впрочем, пожалуй, что и не следует! - заметил Вася. - Я думаю об этом.

- А пока ешь?

- Ем.

Николай рассмеялся.

- Ну, теперь пойдем, брат, в сад, туда к речке, а оттуда в малинник.

- Пойдем!

Они спустились в сад.

Николай весело пустился в самую глубь, ощущая полной грудью прелесть большого, тенистого, густого сада с вековыми деревьями. Ему было как-то весело, хорошо и привольно в этом гнезде. Хотелось резвиться, как школьнику. Они обошли весь сад. В малиннике, под палящим солнцем, прикрывшись платком, Николай ел ягоды с жадностью мальчишки. Потом зашли на огород, оттуда спустились к речке и пошли по берегу.

Деревня была как на ладони. На улице не было ни души. Деревня точно вымерла.

Они остановились.

- Ну, как наши живут - по-прежнему хорошо?

- Хуже.

- Разве и их ваш Кузька донял?

- Сюда пока не добрался... Неурожаи!..

- Пойдем-ка в деревню!

- Пойдем, если хочешь, только теперь никого дома нет. В поле все.

- Ах, я и позабыл! Так вечером?

- Ладно.

Они вернулись назад.

- Ах, мама, как у вас хорошо! - радостно говорил Николай, подбегая к Марье Степановне, которая беседовала о чем-то с поваром.

- Смотри, не соскучься. После Петербурга, пожалуй, и соскучишься!

- Что ты, мама! Я разве так целый день бездельничать буду? Я работу с собой взял... Что, Петр, - обратился он к старику повару, - опять на охоту будем ходить?

- Когда угодно, Николай Иванович. Я с радостью...

- Собаки вот нет...

- Найдем-с и собаку.

- Где?

- У дьякона есть собака.

- Ну, ладно. А ты, мама, по-старому хозяйничаешь?

- Да, Коля. Не хочешь ли покушать? Ты чаю один стакан пил.

- Нет еще. Да ведь обедать будем в два?

- В два, по-прежнему.

- Так через два часа и обед. Я лучше приберегу аппетит к обеду.

Николай прошел к отцу.

Кабинет Ивана Андреевича был большой, просторный, с мягкой, обитой темной кожей, мебелью. Вдоль стены тянулся большой шкаф, наполненный книгами. Другие стены были увешаны портретами разных знаменитостей науки, литературы и искусства. У открытого окна, выходящего в сад, стоял большой стол, за которым сидел Иван Андреевич и что-то писал. В комнате было прохладно, хорошо. Густая тень сада защищала комнату от солнца.

- Ты извини, папа. Я помешал тебе.

- Что ты!.. Садись-ка, Коля, голубчик.

- Ты чем это занимался?

- Записку, брат, сооружаю для доклада в будущее собрание.

- О чем, папа?

- Да помилуй, Коля. И без того мы деньгами не богаты, брать-то больше неоткуда, а наши земцы что выдумали! Понадобилась им, видишь ли, железная дорога. Они и хотят хлопотать, чтобы с гарантией земства построить дорогу, ведь это новый налог на бедного мужика. Ну, разумеется, нашлись люди, которые в этой мутной водице рыбки хотят наловить.

- Ты дашь мне прочесть записку!

- Конечно, дам. Только сомнение меня берет, Коля: не напрасно ли я пишу?

Между отцом и сыном завязался разговор. Старик рассказывал Николаю о деятельности своей в последние два года. В словах его звучала унылая нотка. Он все еще не падал духом, все еще бодрился, но Николай заметил, что в эти два года Иван Андреевич потерял много прежних надежд. Иван Андреевич с грустной усмешкой говорил, что он в собраниях почти всегда в меньшинстве.

- Ты, как Прудон, один составляешь партию{40}.

Старик усмехнулся.

- Почти что так. Впрочем, два-три товарища иногда есть, а то больше один да один. И меня даже в беспокойные люди записали. Вот через месяц будет экстренное собрание. Поедем - увидишь.

- А ты все отдельные мнения подаешь?

- Подаю.

- И громишь своих противников?

- В последнее время, Коля, меня уже слушают не так, как прежде.

- А ты все громишь?

- Не молчать же! Если все замолчат, то что хорошего? Все капля точит камень. И о чем иногда приходится спорить-то, брат!

Старик махнул рукой.

- И чего беречься? - уныло прибавил он и замолчал. - Знаешь ли, просто стыдно в пятьдесят два года рассказывать. На днях ко мне приезжал председатель земского собрания, испуганный, взволнованный. Знаешь ли, зачем? Сообщить мне, что моя речь в последнем собрании показалась кому-то резкой, и его вызывали для объяснений. А знаешь, о чем говорил я эту зажигательную речь? - печально усмехнулся старик. - О том, чтобы земство ходатайствовало о соблюдении закона при взыскании недоимков. Это, видишь ли, деликатный предмет!.. Бедняга председатель просто насмешил меня своим страхом. Рассказал, что Кривошейнов сплетню в губернии пустил. Ему и поверили!.. Но ведь не может же так продолжаться, не правда ли? Еще немного времени - и ты, Коля, увидишь, что будет и на нашей улице праздник, взойдет и над нашей нивой солнышко.