Барбара Такман - Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

По сути, параллелей между наполеоновской и гитлеровской кампаниями возникает так много, что иногда создается впечатление, что двоится в глазах. В обе эпохи стратегии вокруг Палестины возникали одни и те же, — впрочем, те же они и сегодня. В наиболее упрощенном виде они сводятся к следующему: любому набирающему силу диктатору — разумеется, не англичанину, — который желает добиться контроля над Европой, никоим образом нельзя позволить захватить контроль над Ближним Востоком. Это было равно верно в эпоху Наполеона или кайзера Вильгельма, Гитлера или сегодняшней России. Область от Каира до Константинополя включительно не должна попасть в руки диктатора, способного превратить Средиземное море в свое личное озеро и закрыть доступ на Дальний Восток. С точки зрения этой стратегии маленькой Палестине, в чьих бы руках она ни находилась, отводилось важное место в общих планах для всего Ближнего Востока. Сначала ею владели турки, потом англичане, сегодня Израиль. Неважно кто — с точки зрения политики, — лишь бы не держава, доминирующая в Европе.

Звучит, возможно, чрезмерно упрощенно, но такова, по сути, проблема, известная в дипломатии XIX века как Восточный вопрос. У самого термина какой-то старомодный привкус — так и видятся викторианские бакенбарды. На ум приходят всевозможные кэстли и каннинги, талейраны и меттернихи, «инциденты» и тайные договоры, цари, паши и беи, Крым, Дизраэли и Суэцкий канал. В период Первой мировой войны термин вышел из употребления вместе с прочей мишурой орденов и перевязей дипломатии XIX в. Сегодня на сцене новые действующие лица: нефть и арабы, Израиль и Соединенные Штаты, но общая канва осталась приблизительно той же, какой была в то время, когда под конец XVIII столетия Британия впервые поставила таблички «Не заходить» вдоль фронтиров Ближнего Востока. В те дни и на протяжении более чем ста лет после ее политика заключалась в поддержке дряхлеющей Османской империи против любых пришлых. После окончательного краха Турции в 1918 г. Англия решила просто заменить собой турок и удерживать область либо собственными силами, либо руками своих арабских марионеток — этот метод сравнительно неплохо работал до Второй мировой войны, после которой мир безвозвратно переменился. Те события еще слишком близки, чтобы ясно понимать, кто или что станет следующей доминирующей силой на Ближнем Востоке: это может быть арабский национализм, Россия или, с точки зрения арабов, маячащая на горизонте тень «мирового сионизма». Однако истинная область историка не будущее, а прошлое.

Первым противником, заставившим Британию занять четкую позицию по Ближнему Востоку, был не Наполеон, а Россия. По сути, если искать параллели, можно перевернуть историю на любую страницу начиная с 1780 г., и неизбежно наткнешься на свидетельства того, как Россия понемногу продвигалась к выходу на Босфор. Россия не притязала на Палестину как таковую, но судьба Палестины была связана с судьбой Османской империи, частью которой она являлась. Всякий раз, когда удлиняющаяся тень Кремля подбиралась к турецким границам, в канцеляриях Европы начинала кипеть бурная деятельность, точно с востока веяло холодом. Атташе сновали между посольствами, депеши роями пчел летали между столицами. Подсчет всех инцидентов, ультиматумов, войн, конгрессов, договоров и конвенций, касающихся того или иного аспекта отношений европейских держав с Османской империей на протяжении XIX в., показал бы, что Восточный вопрос повлек за собой больше дипломатических маневров и интриг, чем любой другой вопрос мировой внешней политики. (Термин «XIX век» в данном случае употреблен чисто формально и притом весьма растяжимо. С точки зрения хронологии его используют для обозначения периода с 1815-го по 1914 г. Тем самым четверть века со взятия Бастилии до битвы при Ватерлоо (1789–1815 гг.) оказывается своего рода антрактом между двумя актами истории, включающим в качестве антреприз Великую французскую революцию и наполеоновские войны.)

Будущее Палестины, которая еще увидит восстановление Израиля, вершилось на фоне долгого периода стратегического вмешательства европейских держав в дела Турции. Они выжидали на границах Османской империи, как ревнивые родственники, ждущие, когда богатый дядюшка испустит дух. «Где есть падаль, там собираются орлы». Но турецкая «падаль» упрямо продолжала дышать, что, однако, не мешало голодным орлам отщипывать понемногу от ее крайних пределов.