Барбара Такман - Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

Олифант считал, что Великобритания посредством евреев могла бы — даже должна — вдохнуть новую жизнь в азиатскую Турцию, причем так, чтобы ее можно было уберечь от посягательств остальных империалистических держав. В первую очередь он имел в виду Россию, представлявшую на тот момент основную угрозу, но его прогнозы сбылись и в отношении соперника, которого он не предвидел. «Вероятно, недалек тот день, — предостерегал он, — когда может оказаться, что наиважнейшие интересы Британской империи подвергаются опасности ввиду небрежения и нежелания подготовиться к вероятным бедам, какие могут надвинуться в ближайшем будущем».

Он признавал весома неблагоприятным, что в британских попытках укрепить азиатскую Турцию, то есть в политике Дизраэли, «Порта ошибочно усматривает желание завладеть Малой Азией». Но риск того стоит. Значимость Палестины с точки зрения стратегии и престижа самоочевидна. Эта страна — логичный отправная точка, а евреи — логичные колонисты. «Британии остается решить, возьмет ли она на себя задачу по восстановлению ее разрушенных городов и разработке ее огромных сельскохозяйственных ресурсов посредством репатриации народа, который первым овладел ею три тысячи лет назад, и заручится ли она огромным политическим преимуществом, какое воспоследует из подобной политики».

Описывая ситуацию в Палестине, какой он увидел ее в 1880 г., Олифант предлагает создать колонию на территории в полтора миллиона акров к востоку от реки Иордан, связанную железной дорогой с портом Хайфа и впоследствии прочими будущими железными дорогами с Акабой на Красном море и портами Суэцкого канала. К востоку от Иордана земли более плодородные, чем на ближнем, западном берегу, менее населенные, поэтому приобрести их будет проще. С проблемой существующего арабского населения Олифант справляется без труда: воинственных бедуинов можно прогнать, крестьян-арабов замирить и переселить в «резервации», как индейцев в Канаде. В ряде случаев местных феллахов можно использовать так, как предлагал полковник Кондер, — как рабочую силу под надзором евреев. В любом случае арабы «имеют очень мало прав на наше сочувствие, поскольку разорили страну, разрушили ее селения и грабили ее жителей, пока не низвели до нынешнего ее состояния».

Переселяющиеся сюда евреи станут турецкими поданными, а Сирия со временем — полунезависимой провинцией. Открытая для колонизации энергичным людям, известным «своей деловой хваткой, богатством и прилежанием», она сделается источником мощи для Турции в целом.

На фоне мучительной реальности первых еврейских колоний, где в тот момент полуголодные переселенцы бессильно смотрели, как их урожай гибнет под палящим зноем, прогноз Олифанта, возможно, был чересчур оптимистичным. Он пал жертвой заблуждения, свойственного многим неевреям: что все евреи объединятся в своем желании отправиться в Палестину и что еврейские богатства будут финансировать это возвращение. Он утверждал, что любая держава, которая может быть вовлечена в «неминуемые конфликты» на Ближнем Востоке, выиграет, если заручится в качестве союзника поддержкой этой «богатой, могущественной и космополитичной нации». Как Шефтсбери и прочие его предшественники до него, он забыл, что девять десятых евреев были не Монтефиоре и Ротшильдами, а представителями притесняемых меньшинств, едва добывающими средства существования. Эти энтузиасты так и не сумели осознать, что те евреи, кто хотел оправиться в Палестину, не имели ни денег, ни влияния (по сути, они вообще готовы были туда уехать по той простой причине, что им нечего было терять), а те евреи, у кого деньги и влияние имелись, в Палестину переселяться не желали.

Но доводы Олифанта в ходе его нескольких визитов в Константинополь о трудолюбии евреев, их деловой сметке и о том, как золото питательной рекой польется в Палестину, явились большим искушением для султана и нашли отклик у прогрессивной партии Турции. Также Олифант сумел заручиться ценным союзником в лице английского финансиста Виктора Казалета, владевшего акциями в строительстве железной дороги в долине Евфрата. Вдвоем они представили султану план дать евреям полосу земли в две мили шириной по обеим сторонам будущей железной дороги. План так и остался на бумаге, и в конечном итоге, когда коррумпированная клика изгнала партию реформ, старания Олифанта пропали втуне. Впрочем, его поражение было обусловлено временем. В самой Англии, где на смену Дизраэли пришли антиимпериалистически настроенные либералы, его план никого не интересовал. В Турции Абдул-Хамид, один из самых непостоянных правителей во всей истории, вдруг испугался мысли пустить в Сирию новый и сомнительный элемент. Его страшило, что в его владениях поселится еще одно немусульманское меньшинство, имеющее поддержку извне. Не станут ли эти люди, как христиане Ливана, постоянной причиной протестов Запада, не говоря уже предлогом для проникновения Запада в турецкие владения? Ливан уже потерян, остается под суверенитетом султана только формально, став сферой французского влияния после интервенции 1860 г. Султан не желал, чтобы Палестина превратилась во второй Ливан.