Константин Станюкович - В мутной воде

Акимов остановился.

- И напишите, ваше благородие, еще, что и здесь господа нашего брата любят, как кошка собаку... Хороших господ мало; есть - нечего греха таить, а мало... Вы думаете, мужики, что так оно и следует быть, а в мыслях у меня, что не так оно следует быть и что ежели даже и собаку лупцовать, то она не сможет. А главное, от нашего затемнения...

Долго еще диктовал солдат, и когда Венецкий наконец кончил, то Акимов просил его отослать письмо.

- Очень вам буду благодарен, ваше благородие... И теперь, как мысли эти самые вы написали, мне как будто и легче...

На следующий день Неручный, осматривая больных, объявил Венецкому, что его назначили в другой госпиталь.

- Куда?..

- В Орхание!.. - отвечал задумчиво Неручный. - По жребию досталось.

- Не хочется?..

- Все равно!.. - как-то печально проговорил Неручный, - видно, судьба!

- Жаль, что вы уезжаете. Без вас скучно будет.

- Вам еще недель пять, а то и шесть надо в госпитале пробыть. Ранища-то у вас здоровенная была, и свободно ходить вам еще не скоро можно будет... Я бы советовал вам ехать в деревню... Там скорей поправитесь...

Венецкий последовал его совету, подал прошение в отпуск по болезни и через три дня получил разрешение. Оба приятеля крепко пожали друг другу руки при расставании... Венецкий опять утешал Неручного, но Неручный был сумрачен и все говорил, что ему не вернуться в Россию.

- Кланяйтесь матушке да скорей поправляйтесь на вольном воздухе... К тому времени, быть может, и война кончится... Теперь мы снова зашагали вперед... Бог даст, на новую Плевну не наткнемся.

- Возвращайтесь и вы... Вместе посмеемся над вашими предчувствиями.

- Навряд!

Они еще раз обнялись и расстались...

Наконец-то он узнает об Елене! - думалось Венецкому, когда он ехал в прекрасном санитарном поезде в Россию.

Глава двадцать шестая

НЕОЖИДАННАЯ РАДОСТЬ

Слабая натура Елены не выдержала потрясений последних дней. Она занемогла. Старик отец перевез Елену на свою квартиру, поместил в своем кабинете и не отходил от дочери ни на шаг. Доктор объявил, что у Елены нервная горячка.

Прошло пять дней, тяжелых дней. Елена бредила, металась, никого не узнавая. Чепелев был безутешен. Он не отходил от постели своей любимицы и за эти пять дней совсем осунулся, проводя бессонные ночи.

С тоскою прислушивался он к ее бессвязному бреду, глядел на маленькое, исхудавшее, бледное личико, на впавшие, большие, кроткие глаза, тоскливо перебегавшие с предмета на предмет, и горько поникал головой. Тихие слезы невольно текли из его глаз.

"Неужели Леночка?.."

Он гнал от себя эту ужасную мысль и допрашивал доктора. Доктор говорил, что пока опасности нет и что беспокоиться нечего.

Наступил шестой день. Только что пробило девять часов. Старик, дремавший на кресле, открыл глаза и взглянул на Елену. Она крепко спала, дыхание ее было ровное. Старик прислушался и опять задремал. Наконец Елена пошевелилась. Отец встрепенулся.

- Леночка... Голубчик мой! - нежно прошептал он, нагибаясь к ней и глотая слезы. - Скажи словечко... Лучше тебе?

- Лучше, папа, милый мой!.. - проговорила Елена, тихо улыбаясь.

- Ну, вот и слава богу... Я знал, что тебе сегодня будет лучше... Я видел, как ты хорошо спала!.. - говорил Чепелев, сияя улыбкой, в то время как слезы лились из его глаз.

- Чего же ты плачешь, дорогой мой? Мне гораздо лучше. Я чувствую себя совсем хорошо... Только слабость... Ты не плачь...

Она протянула свою тонкую руку отцу. Старик улыбался сквозь слезы, слушая тихий голос своей "девочки", и, целуя ее руку, говорил:

- Я не плачу... Я так... А ты, девочка, прими-ка лекарство... Чаю хочешь?

- Хочу.

- Вот и молодец, что хочешь чаю!.. Сейчас принесу тебе чаю, а то ты ничего не ела эти дни...

Когда приехал доктор, серьезный немец лет сорока, старик весело ему объявил, что Елена пила чай, и крайне удивился, что доктор не обрадовался этому обстоятельству так же, как и он. Когда доктор начал осмотр больной, то старик снова упал духом. Ему казалось, что доктор что-то долго слушает ее и долго постукивает ее грудь и спину. Когда, наконец, он кончил осмотр и вышел в другую комнату, старик схватил его за руку и, заглядывая в его лицо с мольбой и надеждой, проговорил:

- Доктор! Вы от меня, старика, не скрывайте ничего. Леночка поправится? Она вне опасности? Скажите!

Доктор сделался еще серьезнее, поправил очки, пожал руку генерала и торжественно проговорил:

- Мы, генерал, никогда не скрываем опасности... Ваша дочь, слава богу, будет здорова.