Константин Станюкович - В мутной воде

- Ваше благородие! Алексей Алексеевич! - раздался над самой его головой прерывающийся от усталости знакомый участливый голос Барсука.

И Венецкому сделалось точно легче от этого участливого слова и совестно, что он не удержался от стона.

- Может, испить хотите? Я захватил водицы.

- Спасибо! Спасибо, голубчик Барсук. Не надо.

- Сейчас перевязочный!.. - утешил Барсук. - Рукой подать... Ну-ка, ребята, прибавь шагу! - скомандовал Барсук.

И солдаты прибавили шагу.

- Вы устали. Зачем спешить? Я, слава богу, не опасно, кажется, ранен!.. - промолвил Венецкий.

- Не велика беда для нас, ваше благородие, и устать маленько. Тоже и мы люди! - отозвался Барсук.

- Кабы все были такие господа, как вы! - заметил другой солдат. - Вы тоже нашего брата жалеете!..

"За что? За что они так добры ко мне? - подумал Алексей Алексеевич, умиляясь над наплывом теплого, хорошего чувства. - Что я для них сделал?"

Он пережил одну из тех редких минут, которые потом никогда не забываются. Каким недостойным казался он себе в эту минуту перед этими простыми людьми, которых не теснит только тот, кому лень, готовыми только за доброе слово, за человеческое обращение отплатить сторицей.

"А мы... мы чем им отплачиваем?"

И перед ним пронеслись картины одна другой печальнее, одна другой возмутительнее...

- Вот и перевязочный, Алексей Алексеевич! - проговорил Барсук над головою Венецкого.

Солдаты остановились среди болгарской деревни, перед домом, на крыльце которого развевался флаг с красным крестом. У крыльца, освещенного фонарем, суетился фельдшер и стояла куча легко раненных солдат.

- Неси сюда!.. - крикнул фельдшер.

Венецкого принесли в довольно большую комнату, освещенную свечами и фонарями. В комнате было душно и смрадно, несмотря на отворенные окна. На полу, устланном соломой, лежали рядами раненые, и комната оглашалась стонами и жалобами. У двух больших столов, посреди комнаты, доктора с засученными рукавами, в кожаных фартуках, работали над человеческим мясом; фельдшера с полотенцами стояли около... Венецкий с ужасом взглянул на этот приют людских страданий. "На воздухе так хорошо было, а здесь так скверно!" - испуганно подумал он, и ему хотелось скорей на воздух.

Солдаты в нерешительности остановились, не зная куда идти.

В это время свежее румяное женское лицо заглянуло в носилки. Венецкий заметил мягкий взгляд, брошенный на него, и услышал тихий голос, обращенный к солдатам:

- Сюда несите. За мной!

Его пронесли к стене, в дальний угол, бережно опустили носилки и положили на солому рядом с другим раненым офицером.

- Воды, бога ради, воды! - простонал раненый, увидя сестру.

- Сейчас... сейчас я вам принесу пить, голубчик... Потерпите секунду! - говорила сестра, участливо взглядывая на раненого...

Тот ответил благодарным взглядом, перестал стонать и, взглянув на нового соседа, спросил:

- Вы куда ранены? Легко?

- В ногу. Кажется, легко.

- И я в ногу осколком гранаты, но тяжело!.. - с завистью в голосе произнес он. - Господи!.. какая мука!.. Скорей бы доктор осмотрел, а то долго как! - снова застонал он.

- Я сейчас приду к вам! - обратилась сестра к Венецкому, - сию минуту! И вам воды принесу! - сказала она соседу.

С этими словами она торопливо ушла.

- Прощайте, ваше благородие! - проговорил Барсук, наклоняясь над Венецким.

- Спасибо... всем вам спасибо! Никогда не забуду, что вы для меня сделали...

Он протянул руку и крепко пожал руку Барсука.

- Кланяйся всем... Еще раз спасибо!

- Скорей, ваше благородие, извольте поправляться! - участливо сказали солдаты и ушли прочь.

Венецкий проводил их глазами и терпеливо стал дожидаться прихода сестры. Кровь лила из его раны.

Не прошло и минуты, как около него уже положили нового соседа, совсем мальчика, белокурого юнкера. Он был как смерть бледен, глядел испуганным, умоляющим взглядом и все хватался рукой за бок и вздрагивал, когда в комнате раздавались отчаянные стоны...

Пришла сестра и сделала Венецкому перевязку. Боль была ужасная, но он терпеливо переносил ее. Он взглядывал на сестру, стараясь по лицу ее угадать, как опасна рана.

- Сестра... скажите... моя рана опасна? - наконец решился спросить Венецкий.

- Нет... Нисколько!.. Сейчас доктор осмотрит вас!..

- Сестра... Сестрица!.. Помогите мне!.. Если б вы знали, как я страдаю! - проговорил юнкер.

- Сию минуту, голубчик... Вот только с ними кончу... Вот и готово.

Она уже снимала шинель с мальчика-юнкера, наклонившись над ним. Венецкий заметил, как вдруг лицо ее стало угрюмо, и он понял, что рана бедного мальчика опасна.