Александр Ушаков - Сталин. По ту сторону добра и зла

Никакого масона Алексеева в Петрограде не было, и вся беда состояла в том, что общее руководство, которое переходило в случае массовых беспорядков к военным, попало в руки бездарного генерала Хабалова. Вместо решительных и жестких действий он долго раздумывал и только через два дня доложил о событиях в столице в ставку царя. Да и то в приукрашенном виде, словно речь шла о драке в какой-нибудь рабочей слободке.

Так было положено начало революции, веселое продолжение которой имел счастье наблюдать прибывший в Петроград Сталин. И если ее на самом деле устроили масоны, то остается только развести руками: и здесь все по-русски... Что же касается России, то все, так горячо говорившие о ее судьбе, так ничего для этой самой судьбы и не сделали. Да и что можно сделать в стране, где одновременно правили сразу два правительства, только мешавшие друг другу?

Хорошо знавший подоплеку тех событий Шульгин ни разу не упоминает в своих воспоминаниях ни о каких масонах. «Я оперся на парапет, — писал он в своих знаменитых «Днях». — Закат вычертил за Петропавловкою кровавые плакаты... Я вспомнил... Я вспомнил, как в 1905 году, после Манифеста 17 октября, за то, что не было в нем равноправия, жиды сбросили царскую корону. И как жалобно зазвенел трехсотлетний металл, ударившись о грязную мостовую. И как десятки, сотни, миллионы русских вдруг почувствовали смертельную обиду и страх, бросились, подняли царскую корону и коленопреклоненно вернули ее царю:

И царь царствовал...

Увы...

Прошло одиннадцать лет...

И вот уж не «жидовскими происками» стала вновь падать корона.

Государственная дума бросилась подхватить ее из ослабевших рук императора Николая...

И поднесла Михаилу...

Но Михаил не мог принять ее из рук Государственной думы... Ибо и Дума была уже — ничто...

И корона покатилась...

Жалобно звенит она о гранит мостовых.

Но на этот раз никого не будит этот звон.

Народ не бежит уже взволнованный и ужасный, как тогда...

И пройдут месяцы, может быть, годы, вернее, долгие годы...

Пока...

Пока звучит набат.

Какой это будет год?

Петропавловский собор резал небо острой иглой. Зарево было кровью...

Да поможет Господь Бог России...»

Но... не помог Господь... Он, как известно, «занят небом не землею». Да и не до России ему... Если же мы вспомним состав первого президиума Всероссийского центрального комитета советов рабочих и солдатских депутатов, то он выглядел так: Чхеидзе, Гурвич, Гольдман, Гоц, Гендельман, Розенфельд, Саакян, Крушинский, Никольский. И невольно напрашивается вопрос: а при чем тут Россия, революционный народ и русская национальная идея? Да и все те же масоны...

Очень часто в столкновении Петросовета и Временного правительства усматривают столкновение буржуазной демократии с демократией социалистической. Но все это... не больше, чем громкие слова, поскольку ни одна из сторон не отражала в надлежащей мере настроений народных масс. Ну а если все называть своими именами, то это были самый настоящий захват совершенно недееспособными учреждениями государственной власти и создание безвластия в стране.

Да и какая могла быть власть, если, по словам члена Исполкома Петросовета Станкевича, представлявший собой собрание полуграмотных солдат Совет «правил» лишь только потому, что ничего не требовал, и «был только фирмой, услужливо прикрывавшей полное безначалие».

«Газетные отчеты о заседаниях Совета, — писал Станкевич, — свидетельствовали об удивительном невежестве и бестолочи, которая царила в них. Становилось невыразимо больно и грустно за такое «представительство» в России...» Впрочем, иного и не могло быть, поскольку в Петросовете заседали революционеры, не имевшие ни малейшего представления о государственном строительстве.

Да и как мог образованный тыловыми солдатами, которые делали все, чтобы только не идти на фронт, и рабочими Совет претендовать на руководство всей политической, военной, экономической и социальной жизнью огромной страны? Как они работали? Да так и работали, и в то самое время, когда одни призывали к анархии, другие рассылали разрешительные грамоты на экспроприацию помещичьих земель, а третьи рекомендовали пришедших к ним жаловаться на свое начальство, не тратить лишних слов и арестовать его.

С первых же часов своего появления правительство попало в плен к Совету, влияние которого оно, надо заметить, переоценивало и которому не могло противопоставить ни силу, ни твердую волю.