Лев Успенский - За семью печатями

По рисункам вы можете проследить этапы работы ученого-художника. Вот возникла голова очень здорового и полного сил мужчины. Вот скульптор убрал ее характерной скифской прической из длинных, откинутых назад волос. Племенной расовый облик наметился. Но скифы носили еще и бороды. По изображениям на древнем серебряном сосуде была подобрана такая борода, какую мог носить древний вождь. Наконец скульптор одел его в соответствующую одежду. И как только образ человека индивидуализировался, произошло событие, которого и надо было ожидать, если метод восстановления по черепу правилен. Едва курчавая борода окаймила лицо неизвестного, едва только он вновь приобрел тот облик, который был ведом современникам, историки узнали его. Да это же Скилур! Тот самый Скилур, при котором Неаполь Скифский достиг наибольшего процветания, который покорил Ольвию, воевал с Херсоном, породил сына Палака, а если верить Аполлониду-греку — так и еще семьдесят девять сыновей. Историкам известен барельеф с его памятника, изображающий самого Скилура. Известны целых три монеты с его спокойным, благородным профилем, монеты, выбитые в Ольвии. Он знаком историкам, и это бесспорно он!

Посмотрите внимательно и придирчиво на изображение и барельефа, и монет, и выполненной Герасимовым скульптуры, и вы, вероятно, скажете сами — это он.

На этот раз воскрес образ мертвеца, о котором никто не знал, кто он. Скилур был узнан по изображениям, которые до сего времени никто не сближал со скелетом. Подтвердилась даже та деформация черепа, на которую обратил внимание Герасимов еще при первом обследовании; она отмечена и на монетах и на барельефе.

И вот что стоит при этом особо отметить. Здесь свидетельства художников современников Скилура и ученого нашего времени совпали. А что бы мы сказали, если бы они, напротив, разошлись, оказались противоречащими друг другу? Кому пришлось бы верить, тому, кто видел человека живым, или тому, кто видит только его череп? Конечно, первым, скажете вы.

Нет, оказывается, не всегда очевидец заслуживает предпочтения и доверия.

В 1944 году был учрежден орден Ушакова. Понадобилось узнать, какова была внешность славного адмирала — его лицо предполагалось изобразить на орденском знаке. Историкам хорошо известен портрет Ф.Ф. Ушакова, написанный в последние годы его жизни. С него смотрит на потомков спокойный и важный «екатерининский орел», полный вельможа с холодным правильным лицом, с продолговатым овалом и тонкими чертами типичного аристократа. Чем-то неуловимым он похож на многих других сановников своего времени. Но что-то уж очень не совпадает этот облик с тем образом старого морского волка, совсем не высокородного мужественного воина, чуть ли не республиканца по некоторым поступкам, человека сильной воли и большой прямоты, который завещали нам его друзья и современники. Точен ли портрет?

По счастью, место погребения великого флотоводца, «росского Нельсона», хорошо известно — он похоронен в ограде одного из монастырей у городка Темникова, в Поволжье. За сто с лишним лет могила пришла в запустение, ее едва нашли. Осевший свод склепа повредил скелет, но, череп, по счастью, остался целым. В гробу были найдены остатки золотого шитья воротника и целый адмиральский погон с тремя черными орлами. Сомнений в том, кто здесь похоронен, не оставалось никаких.

И вот на столе у Герасимова лежит грубоватый череп, широкий и короткий, каждая деталь которого, казалось, кричит: «Я — не тот!» Даже по первому взгляду было совершенно ясно: если восстановить облик обладателя этого черепа, с него невозможно будет написать тот портрет.

Первые зрительные впечатления ученого бывают иногда совершенно верными, но доказательством они служить не могут. И ради их подтверждения Герасимов предпринимает сложную работу, прокладывает окольный путь.

Помните, что такое метод «фотоаппликации», о котором нам рассказали авторы детективной повести из «Огонька»? Фотографии Ушакова не было и не могло быть нигде. Но с портрета сняли его точную «прорись» — сухой и верный чертеж. А потом в этот чертеж впечатали снимок черепа.

И оказалось: череп намного короче лица на портрете; его нижняя челюсть пришлась чуть ли не на середине подбородка. Кости черепа значительно шире лица на портрете: они не умещаются в абрисе щек, выступают наружу.