После того, как советские пленные сдавались, они были шокированы дикостью немцев. Пленных красноармейцев заставляли идти в длинных колоннах с места сражения до лагеря и ужасно при этом били. Например, солдат, взятых в плен в Киеве, заставили пешком пройти более четырехсот километров. По воспоминаниям одного из них, если изможденный пленник садился на обочине дороги, немецкий конвоир «подъезжал на лошади и стегал кнутом. Человек продолжал сидеть, опустив голову. Тогда конвоир вынимал из седла карабин или пистолет из кобуры». Пленных, которые были ранены, больны или изнурены, расстреливали на месте, а тела оставляли, чтобы советские граждане их нашли, омыли и похоронили [359].
Когда Вермахт перевозил советских военнопленных поездом, то использовались открытые товарные вагоны, никак не защищавшие от непогоды. Когда поезда прибывали к месту назначения, сотни, а иногда и тысячи замерзших трупов выпадали из открывшихся дверей. Смертность во время таких перевозок достигала иногда семидесяти процентов. Примерно двести тысяч военнопленных погибли в таких маршах смерти и при таких смертельных перевозках. Все военнопленные, прибывшие в около восьмидесяти лагерей для военнопленных, основанных в оккупированном Советском Союзе, были измученными и голодными, а многие еще и ранеными или больными [360].
Обычно лагерь для военнопленных – это простой объект, построенный одними солдатами для других, но его цель – сохранение жизни. Такие лагеря строятся в трудных условиях и в незнакомой местности, но их строят люди, которые знают, что их собственные товарищи находятся в плену у армии противника. Немецкие же лагеря для военнопленных в Советском Союзе иногда очень отличались от обычной картины. Они создавались для того, чтобы оборвать жизнь. В принципе, они делились на три типа: дулаг (транзитный лагерь), шталаг (базовый лагерь для рядовых и унтер-офицеров) и меньший по размерам офлаг (для офицеров). На деле же все три типа лагерей часто были не более чем местом в чистом поле, обнесенным колючей проволокой. Пленных не регистрировали по именам, хотя и пересчитывали. Это было поразительным отступлением от законов и обычаев. Даже в немецких концлагерях записывали имена узников. Был еще только один тип немецких сооружений, в котором не записывали имен, но на то время он еще не был изобретен. Не было предусмотрено никакого обеспечения продовольствием, убежищем или медицинской помощью. Не было медпунктов, а очень часто и туалетов. Обычно не было никакой защиты от непогоды. Официальный паек для пленных был значительно ниже уровня выживания, но часто и его не давали. На практике только более сильные узники и те, кого отбирали работать охранниками, могли рассчитывать на кормежку [361].
Советских военнопленных поначалу смущало такое с ними обращение Вермахта. Один из них думал, что «немцы учат нас вести себя по-товарищески». Не в силах представить, что голод был политикой, он считал, будто немцы хотели, чтобы советские пленные демонстрировали солидарность друг с другом и делились той едой, которая у них была. Возможно, этот солдат просто не мог поверить, что, как и Советский Союз, нацистская Германия была государством, которое морило людей голодом целенаправленно. По иронии, вся сущность немецкой политики по отношению к пленным состояла в том, что они не были равноправными человеческими существами, поэтому и не являлись равноправными солдатами и уж ни при каких условиях не товарищами. Указания от мая 1941 года напутствовали немецких солдат помнить о «нечеловеческой жестокости» русских в бою. Немецких лагерных охранников предупредили в сентябре, что их будут наказывать за недостаточное применение оружия [362].
Осенью 1941 года военнопленные во всех дулагах и шталагах начали голодать. Хотя даже Геринг признался, что «План голода» как таковой невозможен, приоритеты немецкой оккупации должны были заставить советских военнопленных голодать. Имитируя и радикализируя порядки советского ГУЛАГа, немецкие власти давали меньше еды тем, кто не мог работать, таким образам ускоряя смерть более слабых. Официальный паек тех, кто не мог работать, 21 октября 1941 года урезали на 27%. Для многих это было исключительно теоретическое уменьшение, поскольку во многих лагерях для военнопленных никого регулярно не кормили и в большинстве из них более слабые и так не имели регулярного доступа к пище. Ремарка армейского генерал-квартирмейстера, Эдуарда Вагнера, сделала явной политику отбора: те пленные, которые не могут работать, сказал он 13 ноября, «должны голодать». В лагерях узники ели все, что только могли найти: траву, кору, еловые иглы. У них не было мяса, разве что кто-нибудь убивал собаку. Некоторым пленным изредка перепадала конина. Узники дрались за возможность облизать ложки и миски, а их немецкие охранники смеялись над этой картиной. Когда начался каннибализм, немцы трактовали это как результат низшего уровня развития советской цивилизации [363].
Читать дальше