Тимоти Снайдер - Кровавые земли - Европа между Гитлером и Сталиным

На следующий же день Сталин подошел к проблеме голода с новой степенью злобы. Он переложил вину за проблемы в Украине на украинских партийцев и крестьян. Его настрой отражают две телеграммы Политбюро, отправленные 8 ноября 1932 года: крестьяне-единоличники и колхозники в Советской Украине, не выполнившие план по хлебозаготовкам, лишались права на торговое обеспечение. В Украине была создана специальная «тройка» для ускорения вынесения приговоров и казней партийных активистов и крестьян, которые якобы несли ответственность за саботаж. В том же месяце были арестованы 1623 колхозных представителя власти. В Украине возобновились депортации: до конца года было выслано еще 30 400 человек. Активисты говорили крестьянам: «Открывай, а то выбьем дверь. Заберем – и сгниешь в тюрьме» [55].

Когда Сталин интерпретировал бедственное положение коллективизации в последние недели 1932 года, он достиг новых высот идеологической дерзости. Голод в Украине, наличие которого он признавал ранее, когда тот еще не был таким ужасным, стал теперь «сказкой», клеветнической сплетней, распускаемой врагами. Сталин разработал новую интересную теорию, согласно которой сопротивление социализму усиливается по мере его успешного продвижения, потому что его враги сопротивляются все с большим отчаянием, понимая свое окончательное поражение. Таким образом можно было отрицать любую проблему в Советском Союзе как пример вражеских происков, а вражеские происки можно было рассматривать как доказательство прогресса [56].

Сталин утверждал, что сопротивление его политике в Советской Украине было особого сорта, возможно, невидимым для невосприимчивого наблюдателя. Оппозиция больше не была открытой, так как враги социализма были теперь «тихие» и даже «святые». «Нынешние кулаки, – говорил он, – люди “тихие”, “сладенькие”, почти святые». Люди, казавшиеся невинными, были виноватыми. Крестьянин, умирающий от голода, вопреки очевидному, был саботажником, работавшим на капиталистические державы в их кампании по дискредитации Советского Союза. Голод был сопротивлением, а сопротивление – знаком, что победа социализма не за горами. Это были не просто размышления Сталина в Москве – это была идеологическая линия, претворявшаяся в жизнь Молотовым и Кагановичем, когда они проезжали по регионам массовых смертей в конце 1932 года [57].

Сталин никогда лично не был свидетелем голода, о котором рассуждал, но товарищи в Советской Украине были, следовательно, им нужно было каким-то образом примирить идеологическую линию Сталина с доказательствами собственного рассудка. Вынужденные интерпретировать вспухшие животы как политическую оппозицию, они пришли к чрезвычайно мучительному выводу: саботажники ненавидят социализм настолько, что намеренно позволяют собственным семьям умирать. Таким образом, обезображенные тела сыновей і дочерей, отцов и матерей – не более, чем фасад, за которым враги замышляют разрушить социализм. Даже самих голодающих иногда представляли как вражеских пропагандистов, которые сознательно стремятся разрушить социализм. Молодых украинских коммунистов в городах учили, что голодающие являются врагами народа, «которые рискуют собственной жизнью, чтобы подорвать наш оптимизм» [58].

Украинцы в Польше собирали деньги на продовольственную помощь, но узнали, что советское правительство категорически отказалось от таковой. Украинским коммунистам, которые просили заграничной продовольственной помощи, полученной советскими властями в начале 1932 года во время предыдущего голода, вообще ничего не ответили. По политическим причинам Сталин не желал принимать никакой помощи из-за рубежа. Возможно, он считал, что если хочет остаться во главе партии, то не должен признавать, что следствием его первой большой программы стал голод. Однако Сталин мог сохранить жизнь миллионам человек, не привлекая иностранного внимания к Советскому Союзу. Он мог на несколько месяцев отменить экспорт продовольствия, открыть зерновые резервы (три миллиона тонн) или просто разрешить крестьянам доступ к местным зернохранилищам. Эти простые меры, если бы их приняли хотя бы в ноябре 1932 года, могли ограничить показатели смертности сотнями тысяч, а не миллионами. Но Сталин не принял ни одной из этих мер [59].

В течение последних недель 1932 года Сталин, не испытывая ни проблем внешней безопасности, ни проблем внутри страны и не имея никаких понятных оправданий, кроме стремления доказать неизбежность своей власти, принял решение уничтожить миллионы людей в Советской Украине. Он переместился на позицию чистого зла, исходя из которой украинский крестьянин был агрессором, а он, Сталин, – жертвой. Голод был формой агрессии (для Кагановича – в классовой борьбе, для Сталина – в украинской национальной борьбе), против которой голод же был единственной защитой. Казалось, что Сталин твердо решил продемонстрировать свою власть над украинским крестьянством и даже получал удовольствие от глубины тех страданий, которых требовало такое отношение. Амартия Сен писал, что голод – это «функция социальных выплат, а не вопрос наличия продовольствия как такового». Не нехватка продовольствия, а распределение этого продовольствия убило миллионы человек в советской Украине, и именно Сталин решал, кто на что имеет право [60].