Тимоти Снайдер - Кровавые земли - Европа между Гитлером и Сталиным

Когда польские студенты падали под ударами полицейских дубинок в марте 1968 года, чехословацкие коммунисты пытались реформировать марксизм в Восточной Европе. Во время Пражской весны коммунистический режим разрешил свободу публичного выражения, надеясь заручиться поддержкой для экономических реформ. Как можно было предугадать, дискуссия пошла совсем в другом направлении, чем режим ожидал. Несмотря на давление со стороны СССР, Александр Дубчек, генеральный секретарь чехословацкой партии, разрешил продолжать собрания и дебаты. В августе того года советские (а также польские, восточнонемецкие, болгарские и венгерские) войска вторглись в Чехословакию и задавили Пражскую весну.

Советская пропаганда подтвердила, что эксперимент польского руководства с антисемитизмом не был отклонением. В советской прессе много внимания было посвящено реальному или воображаемому еврейскому происхождению чешских коммунистов-реформаторов. В Польше в 1970-е и 1980-е годы НКВД привлекал всеобщее внимание к еврейскому происхождению некоторых членов оппозиции. Когда в Советском Союзе в 1985 году как реформатор пришел к власти Михаил Горбачев, оппоненты его реформ пытались эксплуатировать русский антисемитизм для защиты старой системы [762].

Сталинизм переместил восточноевропейских евреев с их исторической позиции жертв Германии и вместо этого поместил их в основание империалистического заговора против коммунизма. Оставался только маленький шаг до того, чтобы представить их частью их собственного заговора. И поэтому нежелание коммунистов указать на главное преступление Гитлера и дать ему определение по прошествии десятилетий подтверждало один из аспектов гитлеровского мировоззрения.

* * *

Сталинский антисемитизм в Москве, Праге и Варшаве уничтожил только небольшое количество людей, но спутал европейское прошлое. Холокост усложнял сталинскую теорию страданий советских граждан как таковую и смещал русских и славян с их позиции самых виктимизированных групп. Именно коммунистов и их верных славянских (и не только) последователей нужно было считать одновременно победителями и жертвами Второй мировой войны. Схема славянской невиновности и западной агрессии должна была применяться и к Холодной войне, даже если это означало, что евреев, которых отождествляли с Израилем и Америкой (странами из империалистического западного лагеря), следовало считать агрессорами истории.

Пока коммунисты управляли большей частью Европы, Холокост не мог считаться тем, чем он был. Именно потому, что столько миллионов неевреев в Восточной Европе действительно погибли на полях сражений, в дулагах и шталагах, в осажденных городах и в ходе карательных операциях по селам, ударение, которое делали коммунисты на страданиях неевреев, всегда имело под собой историческую основу. Коммунистические руководители, начиная со Сталина, могли правдиво сказать, что на Западе мало кто ценит роль Красной армии в разгроме Вермахта и страдания, которые перенесли народы Восточной Европы под немецкой оккупацией. Понадобилась всего одна модификация, а именно погружение Холокоста в общую картину страданий, чтобы убрать из картины то, что некогда было так значимо для Восточной Европы, – еврейскую цивилизацию. Во время Холодной войны естественным ответом Запада был акцент на огромном страдании, которое сталинизм принес гражданам Советского Союза. Это тоже было правдой, но, как и в случае с советскими отчетами, это была не единственная или же неполная правда. В этом соперничестве за память Холокост, другая немецкая политика массового уничтожения и сталинские массовые уничтожения стали тремя разными историями, хотя как исторический факт они происходили в одном и том же месте и в одно и то же время.

Как и огромное большинство массовых уничтожений гражданского населения и нацистским, и советским режимами, Холокост происходил на «кровавых землях». После войны традиционная родина европейских евреев находилась в коммунистическом мире, как и фабрики смерти и поля убийств. Введя в мир новый тип антисемитизма, Сталин преуменьшил значение Холокоста. Когда в 1970-х и 1980-х годах возникла новая международная коллективная память о Холокосте, она основывалась на опыте немецких и западноевропейских евреев, которые составляли значительно меньшие по численности группы выживших, и на Аушвице, где погиб только приблизительно каждый шестой от общего числа уничтоженных евреев. У историков и всех, кто писал и говорил о Холокосте в Западной Европе и в Соединенных Штатах, была тенденция корректировать это сталинское искажение в другую сторону, лишь мельком упоминая о более чем пяти миллионах неевреев, уничтоженных к востоку от Аушвица, и почти пяти миллионах неевреев, уничтоженных нацистами. Лишенный своей еврейской отличительной особенности на Востоке и своей географии на Западе, Холокост никогда, в общем-то, не стал частью европейской истории, даже когда европейцы и многие другие согласились с тем, что о нем должны помнить все.