Тимоти Снайдер - Кровавые земли - Европа между Гитлером и Сталиным

Сталин, больной человек семидесяти трех лет, не слушая ничьих советов, кроме собственных, напряженно двигался вперед. В декабре 1952 года он сказал, что «каждый еврей – националист и агент американской разведки», – такая формулировка была параноидальной даже по его стандартам. В том же месяце он сказал, что евреи «верят, будто их нацию спасли Соединенные Штаты». Это была легенда, которая еще даже не возникла, но Сталин не был совсем уж неправ. С характерной для него проницательностью, Сталин верно предсказал один из основных мифов Холодной войны и даже нескольких десятилетий после ее окончания. Никто из стран Альянса не приложил особых усилий для спасения евреев; американцы никогда даже не видели основных мест их уничтожения [746].

Партийная газета «Правда» рассказала 13 января 1953 года об американском заговоре, целью которого было уничтожение советского руководства медицинскими методами. Врачи, как всем было понятно, были евреями. Новостное агентство ТАСС назвало «террористическую группу врачей» «извергами человеческого рода». Однако, несмотря на язвительную риторику, попахивающую временами Большого террора, не все еще были готовы к действию. Названные в статье люди еще не все сознались в своих якобы преступлениях, что было предпосылкой для любого показательного процесса. Обвиняемые должны были сознаться лично до того, как сделать это на публике: это было минимальным условием сценографии сталинизма. От обвиняемых нельзя было ожидать, чтобы они подыгрывали суду в открытом зале суда, если они не соглашались на это в стенах камеры допросов [747].

София Карпай, кардиолог, центральная обвиняемая, не созналась вообще ни в чем. Она была еврейкой и женщиной, возможно, следователи считали, что она первой сломается, но в конечном итоге она оказалась единственной из всех обвиняемых, у кого была сила стоять на своем и защищать собственную невиновность. На своем последнем допросе, 18 февраля 1953 года, она держалась твердо, открыто отрицая все обвинения. Как и Сталин, она была больна и умирала, но, в отличие от него, должно быть, понимала это. Казалось, она верила, что важно говорить правду. Поступая так, она тормозила следствие. Она пережила Сталина всего на несколько дней; возможно, благодаря ей Сталина пережили и другие [748].

В феврале 1953 года советское руководство писало и переписывало коллективное еврейское саморазоблачение, включая фразы, которые могли прийти прямиком из нацистской пропаганды. Его должны были подписать выдающиеся советские евреи, и оно должно было быть напечатано в «Правде». Василий Гроссман был среди тех, кого вынудили подписаться под письмом. В злобных нападках прессы неожиданно выяснилось, что его недавно напечатанный роман о войне «За правое дело» был недостаточно патриотичным. «За правое дело» был большим романом о битве за Сталинград, написанным преимущественно в рамках сталинских традиций. (Теперь точка зрения Гроссмана изменилась. В продолжении романа, шедевральном произведении «Жизнь и судьба», Гроссман устами нацистского следователя говорит о будущем: «Сегодня вас пугает наша ненависть к иудейству. Может быть, завтра вы возьмете себе наш опыт»). В самом последнем известном варианте письма, от 20 февраля 1953 года, подписанты должны были подтвердить, что среди евреев существует «два лагеря» – прогрессивный и реакционный. Израиль находился в реакционном лагере: его лидеры были «еврейскими миллионерами, связанными с американскими монополистами». Советские евреи также должны были признать, что «народы Советского Союза и прежде всего великий русский народ» спасли человечество и евреев [749].

Письмо осуждало империализм вообще и евреев из «дела врачей» в частности. В сталинских терминах его можно было прочитать как оправдание широкомасштабных чисток советских евреев, которые не были настроены достаточно антиимпериалистическим образом, или даже как приглашение к этим чисткам. Советским гражданам, которые должны были подписать письмо, нужно было идентифицировать себя как евреев (не все из них были таковыми или считали себя таковыми) и как лидеров сообщества, которое точно подвергалось опасности. Илья Эренбург, как и Гроссман, советский писатель еврейского происхождения, разрешил Сталину поставить его имя под полемической статьей об Израиле. Теперь, однако, он колебался, одобрить ли такой документ. Он написал неискреннее письмо Сталину, спрашивая его, как поступить. Он выстроил такую же защиту, как и Берман с еврейскими коммунистами несколько лет тому назад: поскольку евреи – не нация, а мы лично – верные коммунисты, то как мы можем принимать участие в кампании против нас самих как представителей какого-то коллективного национального образования, известного как еврейство? [750]