Понсон Террайль - Варфоломеевская ночь (Варфоломеевская ночь, Молодость короля Генриха - VI)

-Но это невозможно!.. Король Карл никогда не допустит этого!

-Король больше не царствует. - Кто же царствует?

-Королева Екатерина, или - вернее - я! Полюби меня, и я спасу твоего Генриха.

-О, никогда, никогда! - с горьким отчаянием вскрикнула Сарра.

-Значит, ты не хочешь спасти человека, которого любишь? Пойми, все готово, назначены день и час. Через двое суток Париж озарится кровавым пламенем и огласится звуками выстрелов и стонами убиваемых. Все вожди гугенотов погибнут: адмирал Колиньи, герцог Конде и наваррский король. Ну, теперь ты видишь, какая страшная опасность грозит ему!.. Однако стоит тебе только захотеть - и я спасу последнего!

-Рене! - сказала Сарра.- На вашей душе и без того много грехов. Спасите Генриху жизнь, и я отдам все свое состояние, которого вы так домогались, и буду денно и нощно молить Бога за вас.

-Нет! - крикнул Рене, в котором действительно страсть перевешивала в данный момент все остальные чувства.- Я хочу лишь твоей любви. Так говори же, хочешь ли ты, чтобы Генрих Наваррский остался жив? Полюби меня - и я тогда спасу его!

-Боже мой, неужели Ты не сжалишься надо мною? простонала красотка-еврейка.

-Ты делаешь большую ошибку, Сарра, не пользуясь единственным добрым чувством, всколыхнувшимся во мне... О, стоит лишь тебе сказать "я буду твоей", и я клянусь, что спасу Генриха!

Сарра не сказала этого, но Рене видел, что она уже бессильна сопротивляться ему. Тогда он молча двинулся к ней, и она осталась стоять на месте, не убегая от него. Он схватил ее за руки - она не отдернула их... Он прижался к ее лицу пылающими устами - она не отшатнулась и только тихо пробормотала:

-Боже великий и милосердный! Спаси моего Генриха и убей меня!

И Бог явил чудо! В то время как негодяй судорожно сжал в своих объятиях трепещущее тело беззащитной женщины, она вдруг обрела все хладнокровие, всю энергию, все самообладание. За поясом Рене торчал кинжал. Сарра выхватила его и по самую рукоятку погрузила в грудь Флорентийца.

Руки Рене разжались, и он рухнул на землю в предсмертных конвульсиях.

XXI

Вернувшись в Лувр с Лагиром, король Карл приказал вызвать Пибрака и, пока паж исполнял его поручение, сказал Лагиру:

-Итак, вы утверждаете, что не знаете графа Амори де Ноэ?

-Нет, в лицо я его знаю, но только незнаком с ним,ответил гасконец.

-Ну а наваррского короля?

-Его величества я не знаю даже в лицо!

-Хорошо, мы все это проверим. Пибрак, друг мой,обратился король к вошедшему капитану гвардии,- отведи этого молодого человека в При-Дье и потом вернись ко мне.

Пибрак удивленно взглянул на Лагира, как бы не понимая, в чем провинился этот юноша, но все же, подчиняясь приказанию Карла, сказал гасконцу:

-Ступайте, сударь.

Когда они вышли из королевского кабинета, Лагир шепнул:

-Если увидите Ноэ, скажите ему, что я заявил, будто незнаком с ним, хотя и знаю его в лицо, ну, а наваррского короля я даже и в лицо не знаю. Очень возможно, что король захочет дать нам очную ставку, так вы, пожалуйста, предупредите его.

Пибрак утвердительно кивнул головой, а затем, впустив Лагира в При-Дье, сказал:

-Не отходите от двери, потому что ублиетта открыта. Скоро я опять приду к вам и все объясню.

Затем Пибрак вернулся к королю Карлу. Он приказал привести Генриха Наваррского, а когда последний явился, сказал ему:

-Кузен! Вы - король, это правда, но наваррские короли всегда были вассалами королей Франции.

-За исключением того времени, когда мой предок Карл Злой открыто воевал с ними! - гордо возразил Генрих Наваррский.

-Иначе говоря, вы отказываетесь признать свою зависимость от меня?

-Я - ваш пленник, государь, но ведь и Франциск I был одно время пленником императора Карла V.

-Значит, вы отрицаете мое право судить вас? - спросил Карл.

-Ваше величество, вы, конечно, можете даже осудить меня на смертную казнь, потому что я, повторяю,- в ваших руках. Но мне кажется, что даже простого смертного не отдают под суд без достаточных оснований. Между тем этих оснований я в данном деле не вижу: ведь нельзя же считать основанием ненависть королевы-матери. Но неужели же мне завоевывать расположение королевы изменой вашему доверию, государь?

-Что вы хотите сказать этим?

-Господи, но это так просто, государь! Ведь королева только потому и ненавидит меня, что я не желаю идти рука об руку с нею в ее властолюбивых замыслах.

-Берегитесь, кузен! Над вами тяготеет страшное обвинение, а вы осмеливаетесь сами обвинять французскую королеву чуть ли не в государственной измене?