Понсон Террайль - Варфоломеевская ночь (Варфоломеевская ночь, Молодость короля Генриха - VI)

Гертруда немедленно принесла бритву, и суконщик принялся брить себя; тем временем Гертруда принесла ему свое платье нормандской крестьянки, Лашеней переоделся в него и превратился в старушку довольно отвратительного вида.

Затем он поспешно направился обратно к своему дому, думая:

"Я не могу отобрать у них золото, похищенное ими, но для того, чтобы это могли сделать другие, я должен знать, куда они денут его".

Дойдя до угла, он остановился, стал наблюдать и таким образом увидел, как Ноэ и Гектор, переодетые в простонародное платье, нагружали на мула золото герцога Гиза.

Когда мул был нагружен и гасконцы двинулись в путь, Лашеней последовал за ним, что удалось ему без особого труда, так как благодаря тяжелому грузу мул мог идти только шагом.

Так он дошел до Шайльо и видел, как Ноэ и Гектор скрылись в доме тетки Вильгельма. Против дома был как раз кабачок; Лашеней вошел туда, потребовал мяса и вина и, усевшись у самого окна, принялся наблюдать. Через некоторое время он увидел, что ворота дома снова открылись, и оттуда показались мул и оба провожатые. По тому, как шествовал теперь мул, было сразу видно, что он уже освободился от тяжелой ноши.

"Золото - там!" - подумал Лашеней и, расплатившись, вышел из кабачка.

Теперь ему предстояла задача вызволить золото. Но как это сделать? Гертруда сообщила ему, что герцога Гиза и герцогини Анны Монпансье нет в Париже, а где они - она не знала. Как же быть? Нельзя было оставлять золото на долгое время в этом домике: ведь Ноэ и его товарищ могли еще раз вернуться и перевезти деньги в другое место. Значит, надо было действовать, найти кого-нибудь. Но где и кого?

Как ни раздумывал преданный Гизам старик, он не видел иного исхода, кроме того, чтобы самому отправиться в Медон, где всегда можно было рассчитывать встретить кого-нибудь из людей герцога.

Однако на этот раз ему благоприятствовала удача. Не успел Лашеней дойти до леса, как впереди послышался стук чьих-то копыт, и вскоре на дороге показался Рене Флорентинец.

Парфюмер-отравитель возвращался в Лувр после того, как принял участие в совещании герцога Гиза и королевы-матери о положении дел. Он был погружен в свои мысли и немало удивился, когда его окликнула какая-то незнакомая уродливая старушка.

-Дорогу, старуха! - нетерпеливо крикнул он.

-Боже мой, да неужели вы не узнаете меня? - жалобно сказал в ответ Лашеней.

Рене внимательно пригляделся и вдруг разразился неистовым смехом.

Затем, несколько успокоившись, он сказал:

-Вот уж никогда не узнал бы вас, мэтр! Но что случилось и почему вы в таком необычном виде?

-Господин Рене,- ответил Лашеней,- у нас нет времени для подробных объяснений. Вы должны сейчас же помочь мне и отправиться в Шайльо. Этого требуют интересы герцога.

-А что нам делать там? - спросил Рене, у которого название "Шайльо" вызывало очень неприятные воспоминания: ведь именно в этой деревушке Ноэ укрыл когда-то обольщенную им Паолу.

-Мы должны вернуть золото герцога! - ответил Лашеней, от волнения забывая, что такого человека, как Рене, было весьма опасно подпускать близко к чьим бы то ни было деньгам.

-Что вы говорите? - воскликнул Рене.- Какое золото герцога? И почему оно в Шайльо?

-Потому что у меня украли его сегодня утром! - ответил Лашеней.

-Откуда?

-Из моего дома.

-И воры спрятали его в Шайльо?

-Да, мессир.

-Где именно?

-В домике, который находится как раз против кабачка. Рене вздрогнул, вспомнив, что дом, в котором укрывали Паолу, тоже находился как раз против кабачка; но он быстро оправился и спросил суконщика:

-А вы знаете, кто именно эти воры?

-Одного из них вы хорошо знаете - это граф Амори де Ноэ.

-Как? Ноэ? - переспросил пораженный Рене.

-Ну да, он-то и был главным коноводом. Сегодня утром я встретил его в доспехах, чрезвычайно похожих на доспехи сира Арнембурга, и, приняв его за последнего, повел его в дом, так как он под ловким предлогом просил у меня разрешения сопровождать меня туда. Когда мы остались с ним с глазу на глаз, он поднял забрало у шлема, обнаружив, что он - вовсе не то лицо, за которое я его принял, и со шпагою в руке потребовал у меня выдачи золота герцога.

-А много там было? - с жадным любопытством спросил Флорентинец.

-Приблизительно сорок тысяч пистолей.

Рене внутренне даже задрожал от овладевшей им радости, подумав:

"Тысяча ведьм! Лашеней наивен, если воображает, что я помогу ему вернуть деньги герцогу. Какое мне дело до Гиза? Своя рубашка ближе к телу, а такие деньги всякому пригодятся!"