Артем Драбкин - Я дрался в Вермахте и СС. Откровения гитлеровцев

Следующие недели или дни прошли в беспорядочном отступлении, наша часть рассыпалась. Гражданское население исчезло, дома стояли пустые, и мы искали в них хоть какую-нибудь еду. Помню, в одном доме на столе стоял готовый обед. Я там нашел большую стеклянную банку с черникой, она мне так понравилась, что я съел всю банку, и у меня начался понос. Мы должны были послать туда разведку, чтобы проверить, есть ли там русские. А меня оставили с пулеметом на опушке леса прикрывать разведчиков. Встать я не мог, и мне приходилось оправляться лежа. Никогда этого не забуду. Хорошо, что русских там не было и мы смогли там остановиться. Людей там не было, все было оставлено. В оружейном шкафу даже стояли охотничьи ружья. Я взял ружье и пошел на охоту. В лесу было много фазанов, я подстрелил фазана. Зачем, сам не знаю. Видимо, привычка. У нас дома было много дичи – зайцы, фазаны, косули. Мы, подростки, всегда были загонщиками. В одном месте стоял немецкий офицер. Мы их называли цепные псы. Они были очень опасные. Он хотел отправить нас на позицию – мы видели, что недалеко в поле товарищи копали окопы, строили оборону. Желания у нас не было. Он нам сказал: «Слушайте приказ, вы немедленно к нам присоединяетесь» – и вытащил пистолет. А у нас у каждого в кармане брюк был пистолет. Мы их нашли по дороге. Ведь по обочинам дорог стояли разбитые машины со всевозможными вещами – продовольствием, оружием, боеприпасами. Полный хаос, невозможно представить! Так что каждый нес рюкзак с консервами, табаком. Мы даже жаловались, что рюкзаки тяжелые. Тогда мой товарищ сказал этому офицеру: «Спрячьте обратно пистолет, я стреляю быстрее. Смотри, сколько нас, ты ничего не сможешь сделать. Беги отсюда, в спину стрелять не будем». Офицер убежал, и мы пошли дальше. Пришли в какую-то деревню. В ней никого не было. Зашли в дом священника возле церкви и легли спать на пуховых перинах. Мы не знали, куда идти, и пару дней прожили в этом доме. Дом был полон: в подвале стояли запасы вина, консервов, картошки – все, что надо. По дороге шло оживленное движение. Шли воинские части, из Восточной Пруссии шли беженцы, лошади, набитые вещами телеги, повозки, все в грязи. В один прекрасный день на дороге раздался взрыв – подходили русские. Мы выскочили из дома, с пистолетами, и хотели бежать в лес, но услышали приказ: «Стоять, бросить оружие!» – на чистом немецком. Пистолеты мы бросили, обернулись, там стояла целая русская часть. «Ruki werch!» Так мы попали в плен 6 марта 1945 года. Все наши вещи, одежда, рюкзаки, остались в доме. Тот, кто скомандовал нам «стоять, бросить оружие!», был немец, перебежчик, который теперь служил в Красной армии. В следующие дни мы с ним много общались. Я обратился к нему, спросил, можно ли нам взять наши вещи. Он разрешил. Потом нас отвели в лагерь военнопленных, который находился в этой же деревне. Там еще с 1940 года содержались пленные французы. В этом лагере мы были два дня, потом нас, примерно двадцать человек, повели на восток, куда – никто не знал. По дороге с нами обращались не очень хорошо, издевались. Мы были свидетелями, как Т-34 расстрелял повозку с беженцами, там лежала убитая женщина и ее дети. В одном месте к нам подошел русский солдат с пистолетом в руке и хотел с нами рассчитаться. Наш конвоир дал очередь в воздух из своего автомата, только тогда тот отошел. Он бы нас всех убил. Потом мы пришли в лагерь, на месте которого до войны был женский санаторий. В нем были кровати и все оборудование – кухня, ванные. В этом лагере я получил медицинскую помощь, поскольку был легко ранен. Мы пробыли там три дня и наконец отдохнули после всего того, что пережили. Мы почувствовали, что наконец освобождены от этой проклятой, бессмысленной войны. Вы не можете этого представить! Мы спали весь день и всю ночь, ели. Это было освобождение! Вы не можете представить, какое это было счастье!

Вскоре нас опять построили в колонну по пять человек в ряд, и мы замаршировали дальше. В одном месте вдоль дороги на деревьях висели десять или двенадцать товарищей, в основном очень молодых. Видимо, их повесили за то, что они не хотели идти в плен. Смотреть на это было очень тяжело. Нас не кормили, но деревни вдоль дороги стояли пустые, и там без присмотра бегала живность – свиньи, куры, утки. Мы решили, что сами должны себя обеспечивать. Когда выясняли, есть ли среди нас мясник, то я вызвался, хотя я никогда до этого не разделывал туши. Правда, дома я видел, как забивают свиней. Я попросил нашего конвоира, совсем молодого красноармейца, пристрелить двух свиней, что он и сделал. Теперь нужен был нож. Конвоир сказал, чтобы я пошел в дом и там поискал. Я пошел, нашел нож, разделал свиней. В деревне мы нашли тележку, погрузили в нее мясо, повезли на луг возле деревни, развели костер, приготовили мясо и наелись до отвала. В Артцвальде мы остановились в бывшей казарме. Нас постригли налысо древней тупой машинкой – половину волос просто вырвали. Охраняли нас немцы в советской униформе с оружием. Это не были фольксдойчи. Мне кажется, это были перебежчики, но, так ли это или нет, я не знаю. Они были очень жестокие. Если что-то было не так, эти товарищи нас били дубинками. В казарме не было воды, а пить очень хотелось. Товарищи стали пить тухлую воду из пожарного резервуара и заболели дизентерией. Tselyi den’ v ubomoi sideli. Я держался вдвоем с моим вторым номером пулеметного расчета, присланным на замену раненому люксембуржцу. У нас был молочный бидон, в котором всегда была чистая вода. Так что мы не заболели. Вскоре мы пошли дальше. Я шел с левого края колонны. Запомнилось, как нас обогнала какая-то русская часть на американских «Студебеккерах». Я уверен, что без этих машин русские не дошли бы до Берлина. Я с русскими машинами познакомился в лагере, они были bliat’. GAS. Один «Студебеккер» проехал совсем близко от меня, и оттуда кто-то ударил меня прикладом. Это увидел кто-то из следующего «Студебеккера» и кинул мне кусок хлеба в качестве извинения. Мы шли и шли. Пошел снег. Я уже шел в середине колонны – еще раз получить прикладом мне не хотелось. Неожиданно я увидел на дороге нечто припорошенное снегом. Я поднял. Оказалось, что это оказался кусок ветчины, как раз размером с этот кусок хлеба, который мне кинули со «Студебеккера»! Мы разделили хлеб и ветчину с моим товарищем.