Вадим Нестеров - Иван Грозный

Следствие о «новгородской измене» тянулось больше года, но, когда «розыск» был закончен и площадь в Китай-городе летом 1570 г. украсилась плахами, на эшафот, к удивлению собравшихся, взошли не только новгородцы. В частности, были казнены несколько высокопоставленных чиновников, в том числе многолетний глава внешнеполитического ведомства Иван Висковатый, занявший этот пост еще при Адашеве, и царский казначей Никита Фуников. Казнь была жестокой – царь «…повеле казнити дияка Ивана Висковатово по суставом резати, а Никиту Фуникова, дияка же, варом (кипятком) обварити» [14]. Многих чиновников казнили вместе с семьями.

Вслед за чиновниками впервые настал черед опричников. Иван не стал казнить своих верных псов публично, но именно после публичных казней нашла свою смерть практически вся верхушка опричнины. «Келаря» Афанасия Вяземского несколько месяцев избивали палками, требуя денег, из-за чего князь и умер в тюрьме «в железных оковах». Что касается Алексея и Федора Басмановых, то, по свидетельству Курбского, царь приказал Федору убить собственного отца, после чего палачи прикончили и сына. Поиск «измены» в рядах опричников принес богатую жатву – опричный дворецкий Лев Салтыков был сперва пострижен в монахи в Троице-Сергиевом монастыре, а затем казнен; расстался с жизнью и наиболее знатный из опричных думных дворян – Иван Федорович Воронцов.

Но все эти казни никак не могли помочь в борьбе с самой страшной напастью, пришедшей на Русь в те годы, – набегами крымских татар. Вернее, это были уже не набеги – крымский хан гулял по Руси со всей своей армией. Это была война – война, которую Московское княжество безнадежно проигрывало. А самое тяжелое поражение случилось через год после московских казней.

Летом 1571 г. крымский хан выступил в поход со всей Ордой, ибо, как рассказывали пленные, «на Москве и во всех городех по два года была меженина великая и мор великой и межениною де и мором воинские многие люди и чернь вымерли, а иных де многих людей государь казнил в своей опале, а государь де живет в Слободе, а воинские де люди в немцех [2]. И против де тебя в собранье людей нет» [21]. В походе участвовали не только крымчаки, но и Большая и Малая Ногайские орды, отряды черкесских князей с Кавказа. На Волге вторжение было поддержано казанскими татарами и другими народами Поволжья.

Многолетний террор вызывал к жизни невиданное раньше явление – один за другим к хану перебегали дети бояр, и все звали его идти к Москве. Русские же не смогли собрать в опустошенной стране достаточных для противостояния сил. Этот сбор войск продемонстрировал всю степень разложения опричнины – «царские псы» не явились на войну, выставив в итоге только один полк против пяти земских. Царь, лично возглавивший войско, наблюдал это жалкое зрелище воочию.

Меж тем татары, ведомые проводниками-доброхотами, обошли немногочисленные силы русских и вышли к Москве со стороны Калуги. Не найдя в себе сил перенести этот крах, царь упал духом. Вместо того чтобы вести войско на защиту столицы, он бросает армию и уходит на север, уведя с собой значительную часть опричного войска. За этот поступок Курбский позже безжалостно клеймил его в письмах «бегуном» и «хоронякой» (трус, желающий сохранить жизнь): «…за лесы забившися, яко един хороняка и бегун, трепещеш и исчезаеш» [7].

Оставшееся войско земских воевод успело добраться до Москвы за день до прихода орды, но спасти столицу они не смогли. Татары прекрасно понимали, что выбить пусть и немногочисленную армию, засевшую в прекрасно укрепленной крепости, будет тяжело, и просто подожгли город. На беду русских началась буря со страшным ветром, и все кончилось за три часа. Москва выгорела полностью, от столицы почти ничего не осталось.

Это был ад – даже в каменных постройках, в Грановитой и Проходной палатах «прутье железное толстое, что кладено крепости для, на свяски, перегорели и переломалися от жару» [15]. Взорвались оба пороховых арсенала, от чего «вырвало две стены городовых: у Кремля пониже Фроловского мосту против Троицы, а другую в Китае против Земского двора» [14]. Люди заживо горели на улицах вместе с грабившими город татарами, а те, кто пытался спастись в погребах, задыхались от нехватки кислорода (так погиб, например, командующий русской армией князь Иван Дмитриевич Бельский). Многие искали спасения в воде, в Москве-реке и водяных рвах, и гибли, задавленные обезумевшей толпой. Трупы запрудили реку; как писал летописец, «Москва река мертвых не пронесла» [15].