Федор Тютерев - Необыкновенные приключения юных кубанцев

- Так и быть, открою служебную тайну... Поступило распоряжение коменданту организовать облаву на подростков, и, по моим прикидкам, это произойдет со дня на день.

- А зачем они им? - в один голос спросили оба.

- Формируется - а может, уже и сформирован - эшелон с продовольствием для отправки в Германию. Чтобы партизаны не пустили его под откос, к составу прицепят вагоны с детьми. Это у фашистов испытанный прием...

- А где намечается проводить облавы? - обеспокоился Андрей. - Не на хуторе, случайно?

- Ни где, ни когда именно будет это происходить, мне, к сожалению, не известно. Одно несомненно: раз приказ поступил в здешнюю комендатуру, значит, где-то поблизости. Возможно, что в самой станице. Поэтому я и...

- Так ведь надо же что-то делать! Как-то сообщить людям. Это же... я не знаю...

- Милый мой мальчик, я тоже не знаю. Не пойдем же мы с вами объявлять об этом по дворам. Даже если всего лишь развесить объявления, и то меня тут же схватит гестапо: документ совершенно секретный.

- Ну и ну! - произнесла Марта. - У меня аж сердце защемило...

- Вот так дела!.. - в растерянности воскликнул и Андрей. - И что, их увезут аж в Германию?

- Всяко может случиться. Но будем надеяться на лучшее. Эшелону предстоит неблизкий путь по российской земле, через зоны, контролируемые народными мстителями. Они наверняка найдут возможность и ребят спасти, и пустить под откос паровоз вместе с награбленным добром.

- А наши, кубанские партизаны узнают про этот поезд?

- Вполне возможно, - ответила Ольга Готлобовна неопределенно. - А теперь вот и ты знаешь. И чтоб не влипнуть в историю, тебе следует уйти завтра с восходом солнца.

В своей комнате Марта ощупью нашла спички, зажгла керосиновую лампу; не успела, вкрутив фитиль, ступить и шагу, как очутилась в объятиях. Притиснув к груди, он отыскал ее губы и - впервые за все время дружбы - поцеловал не "в щечку". Затем усадил на оказавшуюся рядом кровать и сел сбоку.

- Еще раз поздравляю тебя с днем рождения и желаю большого счастья. Не против, что поцеловал по-взрослому? - спросил, хотя и знал, что ей этого хотелось давно.

- Не ожидала такой щедрости даже сегодня. Спасибо и давай я тебя тоже расцелую.

- Это в честь того, что ты повзрослела на целый год. Заместо подарка. Думали-думали с ребятами, что бы такое преподнести... Советовали букет роз, но я не схотел: завянут, потеряют вид. Федя присоветовал подарить линзу от бинокля - помнишь, нашли возле убитого комиссара и одна половинка оказалась простреленной; мы ее разобрали. - Он достал из кармана завернутое в бумажку стеклышко величиной с пятак.

- Какая прелесть! - добавив фитиля и повертев в пальцах, воскликнула она. - Теперь это стеклышко - память о нашем невольном спасителе - будет моим талисманом и самой дорогой для меня вещичкой. Спасибо и давай щечку!

Снова уселись поглубже, и полилась задушевная беседа. О чем? Ну конечно же о том, какой скучной стала жизнь после разлуки; с каким нетерпением ждали 14 сентября; что за эти полмесяца оба еще больше убедились, как дороги друг дружке... Тема, старая, как мир, и вечно новая, молодая и волнующая.

Влюбленные, как известно, часов не наблюдают. И лишь случайно глянув на ходики, показывавшие двенадцатый час, гость обеспокоился:

- Слушай, нам же велели не засиживаться! И еще: где я буду спать - не у тебя же?

- Почему бы и нет. Пойду спрошусь у мамы, она все еще у дедушки.

Марта вышла, а он только теперь обратил внимание на обстановку в комнате. Оказалось, что сидит на небольшой деревянной кровати, застланной верблюжей шерсти одеялом. В головах поверх него - подушка, вышитая по углам какими-то цветочками. У окна - столик с книжками, точнее учебниками; один с нерусским названием. На стене - вешалка, задернутая занавеской, из-под которой виднеется низ знакомого ему платья: белого, с двумя синими полосками по подолу, еще какие-то одежки.

Вернулась Марта со знакомым уже лоскутным одеялом, простыней и подушкой.

- Мама разрешила постелить тебе в моей комнате. На полу. А чтоб не холодило снизу, сложим одеяло вдвое. Подержи-ка за углы.

- Ну, вы даете, вобще! - хмыкнул он, подчиняясь.

- Теперь ложим вот сюда. Простыню тоже вдвое. Сейчас принесу что-нибудь укрыться.

- Не надо ни простыни, ни укрывачки: я пересплю одетый, - распорядился почему-то Андрей.

- Попрошу в моем доме не командовать! Ты же не цыган, чтоб спать не раздеваясь. Все помнется, погладить не успею... Может, все же разденешься?

- Сказал - не буду. Все! - поставил на своем.