Федор Тютерев - Необыкновенные приключения юных кубанцев

На возвышенной местности, куда они вышли, кроме высокой и густой травы, буйно заполонившей все вокруг, в обилии росли усыпанные цветом, ягодами, фруктами разных размеров и вида многочисленные кусты и деревья. Выше других поднимались пальмы, увенчанные шатрами из широченных листьев, ниже которых можно было видеть крупные плоды-орехи. С других свисали батареи огурцеподобных бананов; попадались деревья с плодами, похожими на те дыни, что насытили его в начале прошедшей ночи.

На подходе к селению с шалашеподобными строениями их поджидала немногочисленная толпа из туземцев помоложе. Худощавые, неказистые, нагишом, они казались Андрею все на одно лицо. Одни разглядывали его издали и боязливо, другие находились поближе. Таким он, улыбаясь, подмигивал и даже показывал язык, на что некоторые отвечали тем же.

Встречать добычу и диковинного гостя вышли не все взрослые: в тени одной из пальм, росших на околице, их поджидал туземец весьма пожилого возраста в соседстве с несколькими крепкими парнями - слугами или телохранителями. О возрасте свидетельствовала проседь в висках и бородке, особенно заметная на темнокожем лице. Нанесенные белой краской линии на лбу и щеках, диадема из разноцветных перьев, украшавшая голову, говорили о его знатности либо старшинстве. Воткнутые в ушные раковины и ноздри занозы подтверждали догадку, что перед Андреем вождь племени.

Поровнявшись с ним, шествие остановилось. Вождь подошел, скрестил на груди руки и произнес какую-то фразу, надо полагать - приветствие. Ответив таким же жестом и кивком головы, Андрей сказал:

- Я, конешно, ни бельмеса не понял, но вижу ваше дружелюбие. Как говорят немцы, данке щен.

Тем временем подошла еще одна знатная особа - толстяк неопределенного возраста. И тоже в сопровождении двух дюжих молодцов. У этого украшения иного рода: десятка два, если не больше, побрякушек из черепов птиц, челюстей каких-то мелких животных, ожерелья из зубов и раковин - все это навешено на шею, нанизано на предплечья и запястья рук, на щиколотки ног. В нем Андрей предположил шамана, прародителя попов, о которых ему успели внушить в школе, что все они дармоеды, паразитирующие на темном, малограмотном народе, и обслуживающие эксплуататоров. Впрочем, дружбы между ним и вождем племени что-то не заметно. Иначе встречали бы вместе. Кроме этого наблюдения, Андрею показалось также, что шаман и к нему относится без всякого почтения, если не сказать больше. Уж не заподозрил ли в нем соперника?

Посверлив колючими, заплывшими жиром глазками, возможного конкурента, шаман удалился, и шествие продолжилось.

Первое, что удивило в селении, - это его невзрачность, низкое качество жилых шалашей, сооруженных из бамбуковых жердей, с крышами из пальмовых листьев, а также их количество. По прикидке, семейных мужчин здесь было не менее двадцати человек, а значит, столько же должно бы быть и хижин (строения больше похожи на азиатские юрты, виденные Андреем в кино, но он склонен был называть их хижинами или вигвамами, как в книжках про американских индейцев); но насчитал всего двенадцать. При этом из дверных проемов, занавешенных циновками, выглянуло всего несколько женщин, причем, ни одна из них не была молода - все похожи, скорее, на старух. Куда и почему попрятались матери мелкой детворы? Что-то тут не так, подумал он, женщин явно не хватает.

Может, именно потому, что мало женских рук, все здесь выглядит неустроенно и примитивно. Такое впечатление, что селение возникло совсем недавно, и люди не успели как следует обжиться и благоустроиться.

При каждом жилом вигваме, обязательной принадлежностью которого была высокая пальма, торчащая из конической крыши, имеются шалаши поменьше размером, надо полагать - подсобки: в них видны хворост, сухие листья и трава, какие-то плоды и орехи. Небольшие лысые площадки со следами пепла давали повод предположить, что хворост и листья - топливо для костра, но огнем здесь, похоже, пользуются не часто.

Более благоустроенно выглядят лишь вигвамы вождя и шамана, сооруженные на приличном расстоянии один от другого и отдельно от расположенного полукругом основного селения. Они добротней сработаны, побольше размерами, с перегородками внутри. Рядом - аккуратные вигвамчики поменьше, жилые и подсобные.

В один из таких вигвамчиков, предназначенннх для жилья, и привел Андрея Танба, оказавшийся, как уже упоминалось, сыном вождя. Жестами дал понять: располагайся, мол, и чувствуй себя здесь, как у себя дома. Сам тут же ушел, а квартирант принялся осматривать это первобытное жилище эпохи каменного века. Круглое, наподобие юрты. Стены из сухих бамбучин толщиной в руку, врыты в землю и переплетены лианами. Поверх потолочных жердин - плотный слой аккуратно уложенных и скрепленных перевязью листьев каких-то пальм. Имеется и "мебель": двое низких, но достаточно широких топчанов, застеленных травяными матами и циновками потоньше, сплетенными из растительного материала и украшенных неким подобием узора. Пол притрушен издающей приятный запах травой. На одной из "кроватей" лежит венок из ярких, но привядших цветов. На стенке висит набедренная повязка из волокон или коры какого-то дерева. Точно такую видел он на Ама Сю - Светлой Луне, как узнал он позже. Она, судя по всему, сестренка Танбы и в то же время - невеста его телохранителя Замбы: они все время держатся вместе. "Так это ж ее светлица! - догадался гость. - Уж не хочут ли они подселить меня к ней? Только этого мне не хватало... "