Принесли два ковшика медовухи - водки с медом, калачи с маком.
- Пьем за встречу, Бориска!
- В такую жару только водку и пить.
- Ништо, обойдется.
Выпили. Обошлось.
- Как же ты из чернецов-то ушел?
- А вот так... Взял и ушел. Потому как я беглый инок, терять мне все одно нечего. Кормлюсь пером, в подьячих пребываю. Живу, конечно, не ахти как, однако сносно. Да-а, все переменилось: Неронов в чернецах пребывает, Никон в Воскресенском монастыре укрылся. - Евсей метнул на Бориску косой взгляд. - Бают, будто у него с государем нелюбовь получилась.
- В Воскресенском... - повторил Бориска, вертя в пальцах ковшик и пристально разглядывая обкусанный ободок.
У Евсея дернулся уголок рта, он вытянул шею и зашептал:
- Нынче поди-ка покричи о вере на площади - мигом в пытошную угадаешь.
Бориска усмехнулся:
- Ты, стало быть, отступился от старого-то обряда.
Евсей кольнул его острым взглядом:
- Трудно сейчас. Тут не северная пустынь, в буреломах не спрячешься весь на виду.
Бориска совсем загрустил: как передать челобитную?
- Давай-ка еще по единой, - предложил Евсей.
Бориска огляделся. За соседним столом, уронив кудрявую голову в ладони, дремал мужик, по одежде - монастырский служка. В углу босоногие питухи тискали кабацких женок, те лениво отругивались, стучали питухов пальцами по лбам. Одна, растрепанная и черноглазая, бросала взгляды на Бориску. Он отвернулся...
- Пьем, Бориска! - Евсей подсунул ковшик.
От духоты да с непривычки водка размеряла. Евсей придвинулся ближе.
- Чую, не зря ты здесь, - вполголоса проговорил он, - может, помочь в чем? Я могу - есть знакомцы.
Бориске опротивели водка, кабак.
- Пойдем отсюда, на воздух...
- Как там Соловки?
- А что Соловки... Держатся старой веры. Это у вас тут леший знает, что творится.
- Тише ты! - одернул его Евсей. - Значит, оттуда?
- Ну.
- Привез чего?
- Наказ сполняю. А так с чего бы я стал ноги ломать.
Евсей заглянул Бориске в глаза, махнул кулаком:
- Эх, помогу, друг! Пьем еще.
- Не, будя! Дело надо кончать. Грамота у меня для патриарха.
- Для какого?
- Ясно, Никону. Теперя не ведаю, как и отдать.
Евсей постукал ногтями по столу, поднялся.
- Добро, что ты на меня налетел. Пойдем со мной, все справим, как надобно.
Бориска нахлобучил шапку. Уходя, они не видели, как кудрявый мужик, оторвав голову от стола, проводил их взглядом и, пошатываясь, подался следом.
Прошли какими-то запутанными улицами и оказались перед тесовым тыном, за которым виднелся большой дом и верхняя часть сломанного крыльца.
- Жди тут, я - живо, - быстро проговорил Евсей и рысцой, будто не пил водки, затрусил к воротам, мелькнул на крыльце, бухнул тяжелой дверью.
Бориска перешел на другую сторону улицы, прислонился к забору, пощупал письмо - на месте, слава богу. Кажется, кончаются его мытарства, передаст грамоту - и домой. Очертенела эта Москва, хотя он и первый день в ней, уморила суетой до головной боли...
- Эй, земляк! - из пролома в заборе поманил его пальцем тот, кудрявый, что в кабаке за столом спал.
- Чего тебе?
- Беги отседа, земляк, покуда цел!
Бориска осмотрелся: по улице ходит народ, никому до него дела нет.
Кудрявый не отставал:
- Беги, дурачина, не то в пытошную попадешь. Тот подьячий - я знаю гад, иуда, в Земском приказе служит.
Страх стиснул холодом сердце. А ну как в самом деле... Пролез в дыру. За частоколом начинался обширный пустырь с обгоревшими, полуразрушенными срубами.
- Ты кто? - спросил Бориска.
- Потом, потом... - кудрявый схватил Бориску за руку, потянул за собой к пепелищу. Юркнули в обвалившийся обугленный амбар
- Гляди на крыльцо!
Через дверной проем было видно, как в большом доме отворилась тяжелая дверь и наружу выскочило с десяток стрельцов с бердышами, при саблях, за ними - вприпрыжку Евсей. Что-то говорил подьячий, указывая пальцем туда, где только что стоял Бориска. Застонали под каблуками ступени, стрельцы и Евсей сбежали с крыльца и пропали за тыном.
- Видал, как он дельце-то обстряпал? - шепнул кудрявый.
Бориска кивнул головой, с трудом проглотил комок в горле. Кудрявый подмигнул помору:
- Давай-ка ноги уносить.
Попетляв меж опаленных огнем сараев, конюшен, амбаров, - видно, большое было хозяйство, - выбрались на длинную, ныряющую из стороны в сторону улицу, шли долго, пока не оказались у ворот какого-то монастырского подворья.
- В Москве тебе никак неможно. Сейчас всех, кто хочет видеть Никона, ловят, - сказал кудрявый, - а у меня подвода есть. Коли хошь, едем в Саввино-Сторожевский монастырь. Там всегда соловчан приветят.
Читать дальше