Владимир Толмасов - Сполохи (Часть 2)

Чуть не ежедень занимались дровенщики удивительной игрой: доставали из туесков толстые шапки и рукавицы, брали в руки длинные обструганные дубинки, становились друг против друга - и ну наносить удары. Бились всерьез один на один, трое на одного, трое на трое. Кого задевали дубинкой - сильно ли, легко ли, - тот из игры выбывал. Редко кто мог выстоять против Нила: дубинка в руках Стефанова мелькала, как спицы в колесе. Глядел, глядел Бориска на потеху - и разобрала его охота потягаться с Нилом.

- А ну-ко, давай стукнемся!

Стукнулись. После первого выпада Бориска получил такой удар в лоб, что бросил дубинку и присел под дерево. Добро, что шапка была толстой - спасла.

Нил опустился перед ним на корточки, оглядел шишку на лбу:

- Немятое тело попало в дело. Силы в тебе на двоих, а ловкости маловато.

- Это еще бабушка надвое сказала. Ежели бороться или на кулачках, тогда держись.

- Верю. А на дубинках драться научись.

- Зачем?

- Да хотя бы затем, чтобы меня поколотить.

- Очумел. С какой радости я тебя бить стану.

Нил пристально поглядел Бориске в глаза:

- У тебя в жизни худо бывало?

- Ох, все было...

- А отчего, смекаешь?

- Судьба такая. Против судьбы не попрешь.

- Эх ты, живешь среди людей, а на судьбу киваешь!

И опять Нил отошел от него, оставив в замешательстве: никак не мог понять Бориска скрытого смысла Ниловых слов.

На зиму дровенщики переезжали в усолье, потешали всех жителей "сражениями" на дубинках, но держались особняком, пускали в свой круг только Бориску с Милкой. Степушку не забижали и другим не давали в обиду, любили парнишку, баловали...

Вспомнив о сыне, Бориска нахмурился и загрустил поневоле. Степушка подрастал медленно, тихо. То ли хромота смущала, то ли сказывалась излишняя материнская опека - туда не ходи, сюда не ползай, с тем не водись, на этого не гляди, - а был Степушка робким с людьми, застенчивым: в шумные игры с ребятней не играл, собак не гонял, нищих не дразнил, блинов с кухни не крал - ну что это за парень! Не о таком сыне мечтал Бориска, но в то же время не хотелось ему обижать жену, которая так пеклась о Степушке. А парнишка неприметным слонялся по усолью, свел дружбу с собаками, с кошками бездомными, даже с зеленобородым старым козлом Грызлой, первым злюкой и задирой, которого и дровенщики обходили стороной. С этим Грызлой бродил Степушка в поле, валялся там на травушке-муравушке, разглядывал цветики, листики, травиночки. Дошло до того, что Грызла стал возить его на спине, и пропах сыночек козлятиной, едва отмыла его мать. Но ласковый был малец: поглядит синими глазенками, улыбнется тихо, погладится щекой об руку - тут ему все простишь, не только Грызлу. Опять же хроменький - плеткой учить грех. И блаженный какой-то. В кого он только уродился? Что из него станется, будет ли толк?..

Совсем пришел в расстройство Бориска.

- Но-о, дохлятина, двигай, двигай! - заорал он на лошадь и хватил ее, ни в чем не повинную, вожжами по крупу.

3

Бориска вернулся домой не в духе. К нему на дворе потянулась собака огрел по ребрам. Увидел у дверей бадью с помоями - дожили, до поганой ямы дойти лень! - поддал ногой, измазал валенок. Сплюнул, ввалился в подклет и стал у порога в удивлении. В жарко натопленном подклете было необычно светло. За столом посреди людской, куда выходили двери чуланов, сидели их обитатели, семейные люди с женками и детьми. На дальнем конце стола горело несколько свечей в тяжелых бронзовых подсвечниках из братской кельи. Сидела и Милка, держа на коленях Степушку. "Обалдели соседушки, - подумал Бориска, - молчат, свечи жгут. Что за праздник?" И тут услыхал негромкий незнакомый голос. Говорил высокий плечистый человек в старой опрятной распоясанной однорядке, из-под которой виднелась белая полотняная рубаха, расшитая курами. У человека была длинная редкая борода, протягновенный с горбинкой нос, продолговатое умное лицо с глубокими глазами; седоватые волосы, словно пылью припорошенные, перехвачены по лбу тонким ремешком. Перед ним на столе и горели свечи, отражаясь в глазури глиняных чашечек, в которых тускло блестели краски, тертые на яичном желтке. Рядом лежали яичная скорлупа, деревянные расписные ложки, кисточки, резцы, древняя книга с деревянными корками и серебряными застежками.

- Для того, чтобы краска ровнее на доску ложилась, я досочки под рядовые иконы готовлю просто. Жиденький гипс мешаю с клеем и намазываю на одну сторону, - человек поднес к свету доску, одна сторона которой была белой, - а потом рисуночек подберу. Этот образ небольшой, три вершка вышиной, "листушка"1. Однако знаменить2 его много труднее, чем образа большие - работа тоньше.