Борис Акунин - Любовь к истории (сетевая версия) ч.5

Реакция читателей и критиков на роман «Креативщик» меня удивила. Какой-то им примерещился искуситель, бродящий по городу и искушающий людей, в то время как на самом деле это очень простая и сугубо личная история про… Нет, не буду рассказывать. Не догадались — так не догадались.

А третий, последний роман Борисовой — большой, писал я его долго. Там сразу несколько тем, которые меня волнуют. Началось же с того, что я посмотрел французский фильм «Бабочка и скафандр».

Нестрашный фильм про самое страшное, что может случиться с человеком

Публике книги Борисовой не особенно приглянулись — все три суммарно не продали и двухсот тысяч экземпляров (мильонщик Фандорин скривил бы губы и дернул усом). Ну а мне эта авторша нравилась. Славная была тетка. Однако всё когда-нибудь кончается. Пришла пора расставаться.

В следующем посте расскажу про Анатолия Брусникина. Там совсем другая история.

13 января, 13:34

В данном случае я не ставил себе задачи писать как-то принципиально по-другому или чрезмерно конспирироваться. На задней сторонке первого романа, прямо сверху — двусмысленная рекомендация Б.Акунина ("Лучше, чем у Брусникина, у меня вряд ли получится"), прозрачная анаграмма «А.О.Брусникин», узнаваемый архаичный стиль с прибавкой медовухи и т. п.

В содержательном смысле меня, собственно, привлекали две вещи. Во-первых, давно тянуло написать просто исторический роман, без детективной интриги. А во-вторых, решил, что будет интересно взглянуть на историю России с непривычной для меня стороны.

Сам я (и Акунин тоже) по образу мыслей — западник и даже космополит. Но мне хотелось попробовать на зуб и противоположное мировидение — «почвенное», славянофильское. У нас ведь чаще всего, если кто-то патриот, так обязательно ненавидит всё чужое и трясется от ксенофобии. А мой Брусникин не такой. Он уважает чужое, но любит и ценит своё. В общем, это такой патриотизм, с которым у меня противоречий нет.

Анатолий Брусникин — тихий музейный работник

(Лицо представляет собой микс моей физиономии с интеллигентным визажем владельца парижской дизайнерской студии, делавшей морфинг)

Однако главный интерес ягоды-брусники и основная интрига заключались в издательско-книготорговом эксперименте.

Меня занимала следующая бизнес-задача.

Предположим, есть некий неизвестный писатель, в которого издательство готово серьезно вложиться, потому что твердо верит в перспективность этого автора.

Как действовать? Сколько денег вложить в «раскрутку», чтобы не остаться в минусе? Какие использовать методики? Какова последовательность шагов?

Я поговорил на эту тему тет-а-тет с Яном Хелемским, начальником издательства «АСТ». Мне, помнится, польстило, что он сказал, даже не прочитав рукопись первого брусникинского романа: «Я в игре, мне это очень интересно».

Рекламная кампания была дорогущей, назойливой, агрессивной. Она привела в раздражение литературных критиков, но дело ведь затевалось не для них. По магазинам был разложен миллион брошюр с первой главой романа — это как в супермаркете дают попробовать новый сорт колбасы или сыра. Люди читали образчик — и покупали мой (то есть брусникинский) «Девятный Спас». Стартовый тираж в 250 тысяч, невероятно нахальный для нового имени, был отпечатан одновременно в нескольких типографиях и ушел за месяц или за два, полностью окупив затраты на рекламу. Все дальнейшие допечатки пошли в чистый плюс. Сейчас суммарный тираж «Спаса», кажется, составляет тысяч шестьсот или семьсот.

При выпуске второго романа («Герой иного времени») — опять-таки ради чистоты эксперимента — я убедил издательство вообще отказаться от рекламы. Надо было проверить, какой высоты тесто может подняться на дрожжах предыдущего бестселлера.

С первого захода, безо всяких билбордов, ситиформатов и баннеров, продалось 120 тысяч. Меньше, чем у «Спаса»? Разумеется. Но не в смысле издательской прибыли. А потом тоже были допечатки.