Борис Миронов - Страсти по революции - Нравы в российской историографии в век информации

«Эта идиллическая картина (Б.М. Кустодиева на обложке. — Б.М.) исключает даже намек на возможность социальных потрясений. Если так, то революции в России, конечно, от лукавого. Таков может быть “подтекст” картины, таков и нескрываемый пафос новой книги, что, несомненно, встретит понимание у современных, утомленных бытовыми неурядицами, российских обывателей». Стилистка и слова — явно от супруга.

«Благосостояние их (крестьян. — Б.М.) стремительно росло “благодаря повышению производительности труда и уменьшению налогового бремени”». Немного отсебятины — «стремительно» — и медленный рост уровня жизни и производительности труда превращается в быстрый и брошена тень на вывод.

«Миронов указывает на причины пореформенного нерадения крестьян: заставлять их работать стало некому, а они довольствовались жизненно необходимым минимумом», — иронизирует критик. Увеличение числа праздничных дней» заменяется «нерадением» — что далеко не одно и то же. На позитивную роль помещиков при крепостном праве помещиков указывали участники Совещания 1872 г., на минимализм потребностей — многие современники, А.А. Фет, А.В. Чаянов и другие исследователи. О других факторах, способствовавших сокращению трудовых нагрузок, — уменьшение налогового бремени, развитие неземледельческих занятий и другое — ни слова. В результате концепт оболванен. Простенько и со вкусом!

«Случайно ли Миронов удивительно скупо сообщает о неурожае и голоде 1891–1892 гг., в результате которого погибло около полумиллиона крестьян?» «Удивительно скупо» — намек на то, что Миронов избегает говорить о неурожае много, так как это против его концепции. На самом деле одному из многих неурожаев в книге посвящен специальный параграф, а погибло большинство крестьян главным образом от холеры.

«Автор уверяет, что правительственная помощь голодающим оказалась на редкость эффективной, режим “доказал свою жизнеспособность и обнаружил серьезные резервы для собственного усиления”, тогда как земства показали свою недееспособность». Однако это доказанное утверждение принадлежит американскому историку Р. Роббинсу, а лавры достаются мне.

«Миронов без колебаний доверяет данным комиссии по исследованию положения сельского хозяйства (1872–1873 гг.), но материалы Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности (1902–1905 гг.) вызывают у него сомнения или недоверие». Между тем в отношении обеих комиссий я проявляю скептицизм и проверяю их показания. В частности, указываю: «картина выглядит парадоксальной», а «Материалы Комиссии 1872 г. отражали групповые интересы землевладельцев» {160} .

«Совершенно очевидно, что общественные деятели всегда оказываются куда ближе к действительности, нежели представители правящей элиты. И этот разрыв в рассматриваемый период неуклонно увеличивался». Мода на демократию сейчас такова, что беспроигрышно поддерживать общественность против государства. Однако мой детальный анализ показал: мнение общественности в пореформенное время было предвзятым и далеким от действительности.

«Миронов даже выражает одобрение действиям властей, “поставивших на место» представителей “либеральной бюрократии”». А вот мой текст: «В.П. Мещерский в “Гражданине” писал, что “земские Мирабо уехали с опущенными носами” потому, что председатель Комиссии В.Н. Коковцов “посадил каждого отдельно и всех вместе на свое место, а к себе на нос никого не пустил”». Таким образом, Т.Г. Леонтьева приписала мне слова Мещерского, да еще в искаженном виде. Кроме того, по мнению Мещерского, Коковцов указал на место земцам, а не либеральной бюрократии. Наконец, я вовсе не одобряю действия властей.

«Не стоило бы сваливать все на PR, якобы зафиксированный в России “с древних времен”. В конце концов, российская власть всегда занималась пропагандой, используя для этого, помимо собственного аппарата, также добровольных помощников». Свести мое объяснение происхождения революции к PR-кампаниям — это искажение моей точки зрения. Пиар же действительно использовался с древних времен.

Кому-то заметки Т.Г. Леонтьевой могут не понравиться, а мне нравятся. Правда, не за глубину анализа, которого там нет, а совсем по другой причине — замечательно, что есть еще в русских селениях женщины, преданные своим супругам, готовые поддержать их в трудную минуту и ради них пожертвовать всем, даже своей репутацией объективного исследователя. Ведь Т.Г. Леонтьева — успешная в карьере женщина: зав. кафедрой и декан исторического факультета Тверского гос. университета и даже кавалер ордена Святой благоверной равноапостольной княгини Ольги III степени.