Иоганн Гёте - Учение о цвете. Теория познания

Но я еще не знал тогда, хотя и был уже не так молод, всей ограниченности ученых цехов, того их ремесленного духа, который может, правда, сохранять и выращивать что — либо, но ничего не может двигать вперед; кроме того, было три обстоятельства, послуживших мне во вред. Во — первых, я озаглавил свою брошюру «К оптике». Скажи я — к хроматике, — дело было бы невиннее, так как оптика преимущественно математична, то никто не мог и не хотел понять, как может работать в оптике человек без всяких математических притязаний. Во — пторых, я дал понять, хотя и очень осторожно, что теорию Ньютона я не считаю достаточной для об’яснения изложенных Феноменов. Этим я восстановил против себя всю школу; и тут уже тем более изумлялись, как это человек, лишенный более высокого понимания математики, решается противоречить Ньютону: что существует независимая от математики Физика,этого, казалось, не хотели уже понимать. Древпюю истину, что математик, вступая в поле опыта, подвержен заблуждению подобно всякому другому, никто не хотел призпавать в этом случае. Из учепых органов, журналов, словарей и руководств на меня взирали с гордым сожалением, и никто из гильдии не поколебался еще раз отпечатать тот вздор, который вот уже почти сто лет повторяли как символ веры. Более или менее высокомерное самодовольство выказали Грен в Галле, готские научные газеты, иснская Всеобщая литературная газета, Геллер и особенно Фишер в Физических словарях. Геттингенские ученые ведомости (Anzeigen), верные своему заглавию, поместили о моей работе заметку такого рода, которой она тотчас же и навеки предавалась забвению.

Я издал, нимало не смущаясь этим, вторую статью «К оптике», содержащую субъективные опыты с пестрой бумагой, тем более важные для меня, что ими для каждого, кто хоть сколько — нибудь желал заглянуть в предмет, вполне разоблачался первый эксперимент ньютоновой Оптики, и все дерево подрывалось у корня. Я присоединил сюда изображение большой водяной призмы, которую снова привел среди таблиц настоящего сочинения. Тогда я сделал это потому, что собирался перейти к об’ективным экспериментам и освободить природу из темной комнаты и от крохотных призм.

Воображая, что людей, занимающихся естествознанием, интересуют явления, я приложил ко второй статье таблицу в лист величиною, — г как в первой статье пачку карт; на этой таблице все случаи светлых, темных н цветных плоскостей и изображении были нанесены таким образом, что их оставалось только поставить перед собою и рассматривать сквозь призму, чтобы сейчас же обпаружить все, о чем говорилось в статье. Однако, эта предусмотрительность оказалась как раз помехой для дела и третьей из совершенных мною ошибок: эту таблицу было еще неудобнее запаковывать и пересылать, чем карты, так что даже некоторые заинтересовавшиеся любители жаловались на невозможность получить через книжную торговлю мои статьи вместе с приспособлениями.

Самого меня увлек иной образ жизни, иные заботы и развлечения. Походы, путешествия, жизнь в чужих местах отнимали у меня в течение нескольких лет бдлыную часть времени; тем не менее, раз начатые наблюдения, раз взятое па себя дело — а делом и стало для меня это занятие — не забывались даже в самые подвижные и рассеянные моменты; дгц я находил случаи подмечать в вольном мире явления, увеличивавшие мое понимание и расширявшие мое воззрение.

После того как я долго нащупывал явления в их широте и сделал разного рода попытки схематизировать и упорядочить их, я дальше всего подвинулся вперед, когда понял закономерность Физиологических явлений, смысл явлений, вызванных мутной средой и, наконец, изменчивое постоянство химических действий и противодействий. Этим определилось то деление, которому я, признавая его наилучшнм, всегда оставался верен. Однако, без метода массу опытных данных нельзя было ни разделять, нн соединять; у меня возникали, поэтому, разные теоретические способы об’яснения Фактов, и я прокладывал свой путь через гипотетические заблуждения и односторонности. Но я не упускал из рук всюду сказывающуюся противоположность, уже однажды выраженную полярность, тем более, что с помощью этих принципов я чувствовал себя способным сблизить учение о цветах с некоторыми соседними областями и поставить в один ряд с некоторыми более удаленными. Таким образом, возник предлагаемый «Набросок учения о цветах».

Было вполне естественно, если я стал разыскивать все, что имеется по этому предмету в книгах, и мало — по — малу извлек и собрал весь этот материал — от древнейших времен и до нашего времени. Благодаря моей собственной внимательности, благодаря доброй воле и участию некоторых друзей, в мои руки попадали и сравнительно редкие книги; но нигде не подвинулся я сразу так быстро, как в Геттингене, благодаря дозволенному мне — с необыкновенной предупредительностью и при весьма деятельной поддержке — пользованию бесценным собранием кпиг. Постепенно накопилась огромная масса выписок и извлечений, из которых были составлены «Материалы для истории учения о цветах»; часть их ждет еще дальнейшей обработки.