Матвей Бронштейн - Солнечное вещество и другие повести, а также Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской [сборник]

Грустный этот закон Планк проверил на себе, как представитель того самого вымирающего поколения.

Гравитационная драма и квантовая трагедия разворачиваются на сцене истории. И каждый физик нового поколения – если не действующее лицо, то зритель. Поэтому неплохо иметь представление о событиях предыдущих актов. Когда я понял это, меня, правда, интересовало не столько прошлое, сколько будущее – будущее решение Проблемы Квантовой Гравитации.

В 1979 году, к столетию Эйнштейна, издали том, в который включили статьи, определившие сюжетные повороты гравитационной драмы. На дворе был, однако, развитой социализм, и в сборник вошли также отечественные труды, не сыгравшие заметной исторической роли. Открыв неизвестную мне статью сорокалетней давности с маловыразительным названием, я подумал, что и ее взяли для укрупнения советского вклада. Тем большей неожиданностью стало для меня ее содержание.

Именно ее автор обнаружил всю глубину Проблемы. Обнаружил, исследовал и сделал вывод, смелый до дерзости.

Речь шла о вышеупомянутых драмах – гравитационной и квантовой. Еще Эйнштейн предположил, что драмы эти должны сплестись в одну. Но слишком уж разнились их сюжеты. В одном главные герои – самые большие объекты нашего мира: планеты, звезды, галактики. В другом – самые маленькие: атомы, электроны, ядра.

И вот оказалось, что еще в 1936 году некий советский физик осознал: как только судьбы персонажей этих двух драм соприкоснутся, драматургия круто изменится, преображая сценографию каким-то невиданным образом. Вплоть до исчезновения пространства и времени – превращения их во что-то другое.

В статье, разумеется, все было изложено на языке физико-математическом. Озадачили меня, однако, странные иностранные слова в конце главного вывода:

Устранение связанных с этим логических противоречий требует радикальной перестройки теории, а может быть, и отказа от обычных представлений о пространстве и времени и замены их какими-то гораздо более глубокими и лишенными наглядности понятиями. Wer’s nicht glaubt, bezahlt einen Taler.

Как в физико-математический текст попала загадочная немецкая фраза? Редакторы юбилейного сборника дали перевод: “ Кто этому не верит, с того талер ”, но это мало что проясняло. Краснобайство порой скрывает непродуманную мысль, однако подобное подозрение текст статьи исключал.

Кто он, этот неведомый мне М. П. Бронштейн? Почему никогда прежде я не слышал об этом его предсказании? И почему с похожим выводом связывается совсем другое имя – имя известного американского физика? Тот занялся квантовой гравитацией лишь в 1950-е годы, но рассуждения его вовсе не столь убедительны. Многие их и не приняли всерьез.

Как и почему приходит мирская слава – вопрос общественной психологии. Уже в темные Средние века поняли: SIC TRANSIT GLORIA MUNDI, то есть она – мирская слава – как приходит, так и уходит. Особенно неласкова она к исчезнувшим в тридцать-советские годы.

Но, может быть, в 1936 году в “Журнале экспериментальной и теоретической физики” эта немецкая фраза не выглядела столь экзотично? Полистав другие номера журнала, я понял, что тогдашние литературные нравы физиков мало отличались от нынешних. Та же деловая физико-математическая проза. И можно смело предлагать талер всякому, кто найдет там еще хоть одну подобную вольность. Старые журналы помогли также сообразить, что Бронштейн адресовал свою статью не потомкам, а коллегам, которые не нуждались в переводе с немецкого. В те годы родной язык Планка и Эйнштейна служил главным языком физики.

Остался лишь вопрос, что за личность был теоретик, способный на такую эмоциональную физику.

Первым делом я выяснил, что знает о Бронштейне история. Отрывочные сведения, найденные в нескольких книгах, разгадки не подсказали и лишь подстегнули мой азарт. Оказалось, что с этим Бронштейном дружил знаменитый физик Лев Ландау. А писатель Корней Чуковский восхищался его эрудицией.

Всем этим я поделился с маститым историком науки – и узнал, что вдова Бронштейна, Лидия Чуковская, живет в Москве.

В то время о Лидии Корнеевне Чуковской я знал лишь то, что она из “отщепенцев-диссидентов”. В самиздате, дошедшем до меня, не было ее открытых писем и книг. Не читал я и ее статью в защиту Сахарова и Солженицына, за которую ее исключили из Союза писателей. А знал бы обо всем этом, возможно, и не решился бы ей позвонить.