О, как сегодня глубока,
Моя река, моя тоска!
1939
Неправда, не застлан слезами!
В слезах обостряется взгляд.
И зорче мы видим глазами,
Когда на них слезы горят.
Не стану ни слушать, ни спорить.
Живи в темноте – но не смей
Бессмысленным словом позорить
Заплаканной правды моей.
А впрочем, она не заметит,
Поёшь ли ты иль не поёшь.
Спокойным забвением встретит
Твою громогласную ложь.
1940
1
И снова карточка твоя
Колдует на столе.
Как долго дружен ты со мной,
Ты, отданный земле.
Уж сколько раз звала я смерть
В холодное жилье.
Но мне мешает умереть
Бессмертие твое.
2
Ты нищих шлешь, но и они немеют.
Молчат под окнами, молчанием казня.
И о тебе мне рассказать не смеют,
И молча хлеба просят у меня.
3
Но пока я туда не войду,
Я покоя нигде не найду.
А когда я войду туда –
Вся из камня войду, изо льда, –
Твой фонарик, тот, заводной,
Ключик твой от двери входной,
Тень от тени твоей, луч луча –
Под кровавой пятой сургуча.
Июнь 1943
* * *
Мы расскажем, мы еще расскажем,
Мы возьмем и эту высоту,
Перед тем как мы в могилу ляжем,
Обо всем, что совершилось тут.
И черный струп воспоминанья
С души без боли упадет,
И самой немоты названье,
Ликуя, рот произнесет.
1944
Каюсь, я уже чужой судьбою –
Вымышленной – не могу дышать.
О тебе, и обо мне с тобою,
И о тех, кто был тогда с тобою,
Прежде, чем я сделаюсь землею,
Вместе с вами сделаюсь землею,
Мне б хотелось книгу прочитать.
1947
* * *
Я не посмею называть любовью
Ту злую боль, что сердце мне сверлит.
Но буква “М”, вся налитая кровью,
Не о метро, а о тебе твердит.
И семафора капельки кровавы.
И дальний стон мне чудится во сне.
Так вот они, любви причуды и забавы!
И белый день – твой белый лик в окне.
1947
1
Уже разведены мосты.
Мы не расстанемся с тобою.
Мы вместе, вместе – я и ты,
Сведенные навек судьбою.
Мосты разъяты над водой,
Как изваяния разлуки.
Над нашей, над твоей судьбой
Нева заламывает руки.
А мы соединяем их.
И в суверенном королевстве
Скрепляем обручальный стих
Блаженным шепотом о детстве.
Отшатывались тени зла,
Кривлялись где-то там, за дверью.
А я была, а я была
Полна доверия к доверью.
Сквозь шепот проступил рассвет,
С рассветом проступило братство.
Вот почему сквозь столько лет,
Сквозь столько слез – не нарыдаться.
Рассветной сырости струя.
Рассветный дальний зуд трамвая.
И спящая рука твоя,
Еще моя, еще живая.
2
Куда они бросили тело твое? В люк?
Где расстреливали? В подвале?
Слышал ли ты звук
Выстрела? Нет, едва ли.
Выстрел в затылок милосерд:
Вдребезги память.
Вспомнил ли ты тот рассвет?
Нет. Торопился падать.
1940–1979
Елена Чуковская
Когда приоткрылись секретные архивы
С начала 90-х годов, кроме потока публикаций в газетах и журналах, непосредственно касающихся судеб поколения Лидии Чуковской и друзей ее юности, произошло еще несколько событий. Главное из них – возможность ознакомиться с делом Матвея Бронштейна. В дневнике Лидии Корнеевны сохранилось описание ее поездки в приемную КГБ для знакомства с “делом”:
19 июля 1990 , четверг. Вяч[еслав] Вас[ильевич] [Черкинский], как обещал, позвонил ровно в три часа в понедельник минута в минуту: могу ли я приехать? Я отвечала: “Могу”.
Назначены мы были к четырем.
С Люшей мы еще дома условились, какие вопросы станем задавать, если нам не дадут дело в руки, если Вяч. Вас. будет держать папку в руках сам, а нам позволит только задавать вопросы.
Подъехали наконец. Красивая вывеска “Приемная КГБ. Работает круглосуточно”.
Я забыла написать, что Вяч. Вас. нас предупредил: никакие документы не нужны; если спросят, куда идем, – назвать его фамилию.
‹…›
Крошечный кабинет. Стол – не письменный. Вокруг стола четыре стула, одно кресло. В углу круглая небольшая вешалка. Свету очень много – две большие лампы дневного света на потолке. Окно – или одна стенка? – плотно занавешены. Воздуха никакого.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу