Матвей Бронштейн - Солнечное вещество и другие повести, а также Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской [сборник]

Я сказала, что в деле нет никаких документов о судьбе следственной группы, и я бы хотела о них узнать.

Он (корректно-враждебно): Для этого надо послать новый запрос в Ленинград, это дело ленинградское. Если вы настаиваете на том, чтоб такой запрос оформить, пусть Л. К. напишет заявление.

Л. К.: У меня нет времени и сил на это, много другой работы.

Я: Вы понимаете, как важно выяснить судьбы этих людей, ведь они и определяли десятилетиями судьбы нашего общества. Их расстрелы без суда ничего не дают. Их надо назвать и осудить публично (тема его не увлекла). Он начал говорить, как сейчас трудно в КГБ, им не доверяют, сказал две фразы, потом: ну, это отдельный разговор, и не продолжил.

Еще из бесед с ним. Язык суконный, “новояз”, несколько дежурных фраз, из них наиболее часто: “поймите меня правильно” и “навскидку”.

“Поймите меня правильно, знакомство с делом не должно превращаться в изготовление дубликата”.

“Поймите меня правильно, это наш порядок” (когда я спросила про какую-то печать 39 -го года).

“Поймите меня правильно, я не могу вам запретить рассказывать о деле, но…” (что “но”, я не запомнила). Впрочем, надо отдать ему должное, он не призывал ни к “неразглашению”, ни к лояльности.

Я несколько раз, будучи все же в ярости от читаемого, когда читала про то, что Матвей Петрович был идеологом террора, а В. В. примирительно сказал, что он понимает, что террора не было, – не сдержалась:

– Почему не было? Начался с 17 -го года.

И еще что-то такое у меня вырвалось, так что тема о перестройке и улучшении работы нашего гестапо, которую он было начал, развития не получила.

‹…›

Впервые в жизни по пути домой я сказала маме: понимаю тех, кто сломя голову бежит из страны. “Быть пусту месту сему”. Никого и ничего тут уже не спасти. Все прогнило, заражено, разложено. “Все высвистано, прособачено”.

И еще я сказала: “Вот и хорошо, что Матвея Петровича расстреляли. А то продолжали бы мучить в лагере или заставили бы на шарашке изобретать что-нибудь для военных надобностей”.

‹…›

Я еще спрашивала В. В., было ли дело агентурной разработки?

– Понимаете, во время войны жгли бумаги, но в этом деле поводом послужили показания Круткова и Козырева.

‹…›

А у нынешних молодчиков раскаяния не видно, а лишь досада на несправедливую агрессивность сограждан и пружинистая поступь вперед.

После начала “гласности” и снятия запрета с упоминания имени Лидии Чуковской в печати, а главное, после издания ее книг в России, неожиданно нашлись два свидетеля, сидевшие с Матвеем Петровичем в одной камере [69] См. “Рассказ Б. А. Великина” и “Телефонный звонок” в книге Лидии Чуковской “Прочерк”: www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=13148 . .

Лидия Корнеевна сочла, что “Митину книгу” надо переделывать. Накопились папки с материалами, появились планы новых глав… но написать книгу заново Лидия Корнеевна уже не успела.

Историю советской физики я изучаю уже около сорока лет. А влип я, можно сказать, в эту историю из-за одного совершенно конкретного физика – Матвея Петровича Бронштейна.

В семье его звали почему-то Митей. Так называю его и я. Мысленно. Теперь я знаю о нем больше, чем о своих родичах, а начал узнавать, когда был его ровесником, спустя сорок лет после его смерти.

Тридцатилетнего Матвея Бронштейна арестовали в августе 1937 года и казнили в феврале 38-го. Что можно успеть за столь короткую жизнь?..

В 1980 году, когда мне захотелось узнать его поближе, я не заглянул в энциклопедический словарь. И мало что потерял. Нашел бы там лишь запись в несколько строк:

БРОНШТЕЙН Матв. Петр. (1906–38), сов. физик, д-р физ. – матем. наук. Осн. тр. по физике полупроводников, теории гравитации, ядерной физике и астрофизике. Автор ряда науч. – популярных книг.

Почему же этот давно покойный “д-р физ. – матем. наук” так изменил мою жизнь, превратив физика в историка?

Физика, впрочем, не чужда истории. Создатель нынешней теории гравитации – Эйнштейн – назвал физику исторической драмой идей. А Макс Планк, открывший квантовую физику, открыл и важный закон истории науки, в его формулировке гласящий: “Новые научные идеи побеждают не потому, что их противники признают свою неправоту. Противники эти попросту вымирают, а следующее поколение, не обремененное предрассудками, усваивает новые идеи сразу”.