Анатолий Ахутин - История принципов физического эксперимента от античности до XVII века

Именно такая ситуация и создает тот широко распространенный и в известном смысле оправданный взгляд, который не просто «не находит» в античной науке эксперимента, но утверждает его логическую невозможность 18 . Для исследователей перипатетической науки привычно противопоставление «физики», в которой опыт принципиально ограничивается эмпирическим наблюдением и родо-видовой классификацией (метеорология, биология, медицина), и «механики», в которой опыт принципиально ограничивается усвоением искусственных приемов человеческого ремесла. Картина, впрочем, меняется, если рассматривать ее в контексте теоретической цели.

Предмет теоретического мышления — природа в целом. Но как целое, пусть и органическое, она не может стать предметом теоретического созерцания. Для него она должна предстать как единое, одно, однородное и простое: жизнь через анализ движения сводится к простой форме, имеющей лишь геометрические и кинематические определения. Теоретический анализ механических искусств также должен открыть в них единый механизм, одну простую форму движения, лежащую в их основе и составляющую как бы естественный базис всех искусств. Теория равновесия, посредством которой движение отображается в геометрии формы, образует общее основание «физики» и «механики». Теоретическое созерцание, выражаясь по-гегелевски, снимает в себе и эмпирическое наблюдение живой природы и опыт механических искусств. Наблюдение и эксперимент предназначены лишь к тому, чтобы обратить непосредственный опыт в мысленное созерцание всеобщей формы, и как только это достигнуто, необходимость в дальнейшем опыте отпадает.

Может быть, точкой самого острого столкновения противоречий аристотелевского мышления была поэтому проблема разделения процессов на «естественные» (согласные природе) и «насильственные», «искусственные» (противные природе). Принцип движения «естественных» процессов находится в них самих, в процессах же «насильственных» движет всегда нечто иное. Одушевленное существо, камень, падающий вниз, на землю, огонь, рвущийся вверх, к эфиру, движутся естественно. Груз, который тянут по дороге или подымают рычагом, триера, движимая ветром и веслами, колесо, вращаемое падающей водой,— все это виды насильственных движений.

Теория, насильственных движений есть теория человеческой практики, ремесла, техники, которая отличается от природы прежде всего тем, что ставит свои, частные, отличные от природных цели и связывает формы с «неестественными» (не свойственными им) материями соответственно своим «неестественным» целям. Внутри этой практически целенаправленной деятельности возникают свои познавательные задачи, свои методы исследования 19 . Можно исследовать причины и начала определенного искусства, а также общие принципы противоприродной деятельности. Но имеется ли хоть какая-то связь между «причинами и началами» человеческой «механики» и естественной «физики»?

Разделение мира на «природное» и «человеческое» отнюдь не обходится без противоречий. Одно из таких противоречий мы уже указали: нужно либо предположить два самостоятельных и независимых источника деятельности, либо допустить, что природа способна действовать против самой себя. Действительно, по Аристотелю, естественно движутся одушевленные тела. Но должны ли мы предположить, что каждое из них есть изолированный двигатель? Нет, это противоречит единству природы 20 . Перводвигатель есть источник также и этого движения, а он является чем-то другим по отношению к движимому телу. Значит ли это, что он движет насильственно? 21

Предположим, далее, что двигатель находится в самой «душе». Но Аристотель говорит — и это очень характерное высказывание — «так как повсюду в природе имеется то, что составляет материю для каждого рода <���и это начало потенциально содержит все существующее), с другой же стороны, имеется причина и действующее начало Для Созиданий всего, (причем Их зависимость такая же>, как, например, искусство относится к материалу, то необходимо, чтобы и в душе. заключались эти различные стороны» 22 . Двигатель и движимое (органы) различны в самом движущемся, и, следовательно, двигатель движет нечто отличное от себя 23 . «...В целом движении,— говорил Аристотель,— одна часть будет приводить в движение другую, оставаясь неподвижной, другая будет движимой; таким только образом возможно для какого-нибудь предмета самодвижение» 2 \ Значит ли это, что душа движет тело насильственно? Вообще, поскольку разделение двигателя и движимого — это универсальный прием понимания любых, также и естественных процессов, то этот «факт» не может быть взят как критерий различения естественного и искусственного движения.