Сабина Хоссенфельдер - Уродливая Вселенная [Как поиски красоты заводят физиков в тупик]

То, что ученые – плохие философы, для меня не новость, в конце концов, я одна из них. Но мне не вполне понятно, говорю я, какое отношение это имеет к оценке теорий.

«Это оценка теорий в том смысле, что некоторые ученые делают пространные утверждения о том, чем наука является – что она может доказать и опровергнуть, – объясняет Джордж. – Если Лоуренс Краусс приходит и говорит, что наука опровергает некоторые аспекты религии, – это научное утверждение или философское? И если научное, то где доказательства? Они стоят на том, что это научное утверждение. Вот та область, где, мне кажется, мы с вами расходимся во мнениях».

«Виктор Стенджер, например, не так давно написал книгу, где утверждает, что наука опровергла существование Бога, – говорит Джордж. – Меня попросили написать на нее рецензию, в которой я сказал: “Я открыл эту книгу с большим нетерпением, ожидая увидеть, какой была экспериментальная установка, давшая результат, как выглядели данные и был результат с тремя сигма или пятью”». Он издает короткий смешок. «Конечно же никакого эксперимента не было. Эти ученые не уяснили базовой философии, в том числе работ Дэвида Юма и Иммануила Канта».

«Это имеет отношение к оценке теорий, – объясняет Джордж, – поскольку наука ничего не может сказать по философским вопросам, а эти ученые утверждают, что может. Наука производит факты, имеющие значимость для философских вопросов, но между наукой и философией есть граница, которую нужно соблюдать. И я много времени посвятил размышлениям об этом».

Я тоже, хоть и по иным причинам. Если бы физики помнили о границе между наукой и философией, это помогло бы им отделять факты от верований. И я не вижу большой разницы между верой в то, что природа красива, и в то, что Бог всемилостив.

«Если вернуться к физике – вас беспокоит, к чему все идет?» – спрашиваю я.

«Да… Вам, должно быть, знакома книга о мультивселенных, которую написал…» Пытаясь вспомнить имя, Джордж спрашивает: «Специалист по теории струн из Колумбийского?..»

«Брайан Грин?» – подсказываю я.

«Точно. У него там девять мультивселенных. Девять! И использует он очень скользкий аргумент. Получается, по эту сторону – Мартин Рис, который говорит, что Вселенная не кончается за нашим горизонтом видимости, поэтому в некоем смысле это мультивселенная. Конечно я соглашусь! Чуть дальше – хаотическая инфляция Андрея Линде с бесконечным множеством пузырей-вселенных. Еще намного дальше – ландшафт теории струн, где физика в каждом из пузырей разная. А еще дальше – математическая мультивселенная Тегмарка. А вон там, далеко-далеко – люди вроде [Ника] Бустрёма, утверждающего, что мы живем в компьютерной симуляции. Это уже даже не псевдонаука, это фантастика».

«По своей сути это современная версия вселенной с механическим заводом. Тогда были болты и шестеренки, теперь квантовые компьютеры», – говорю я.

«Да, – соглашается Джордж. – Но ведь Брайан Грин в своей книге называет эту версию возможной. А когда люди пишут о подобном как о возможном с точки зрения науки, я удивляюсь: до какой степени можно поверить в то, что они выдумывают? Это же просто нелепость! А что же еще, если вы не можете полагаться на то, что они говорят?»

Не думаю, что у нас так уж много расхождений во мнениях, как считает Джордж.

«Мне не все равно, потому что в науке много доверия, – продолжает он. – Возьмем Большой адронный коллайдер – я доверяю тем, кто ставит эксперименты. И коллаборация “Планк” [106] «Планк» – астрономический спутник Европейского космического агентства, с 2009 по 2013 год создававший карту температурных флуктуаций реликтового излучения. Часть полученных данных до сих пор обрабатывается. – я им доверяю. Доверие много значит в науке. А если появляются люди, которые говорят, будто действительно возможен вариант, что мы живем в симуляции, я не могу доверять им как ученым, да и как философам тоже».

Во время экспериментов Большой адронный коллайдер создает около миллиарда протон-протонных столкновений в секунду. Такой объем данных слишком огромен даже для вычислительных мощностей ЦЕРН. Поэтому события фильтруются в реальном времени и отбраковываются, если алгоритм не помечает их как интересные. Из миллиарда событий этот «механизм срабатывания» сохраняет лишь сотню-другую 182. Мы доверяем экспериментаторам – что они все делают правильно. Мы вынуждены им доверять, ведь не каждый ученый способен досконально проверить работу всех остальных. Это нереально, мы бы так никогда никуда не сдвинулись. Без взаимного доверия наука не работает.