Снегов Снегов - Прометей раскованный

Через полтора часа судно подошло к Швеции. В Лимхамне, маленькой гавани около Мальмё, супругов уже ждали. Шведский берег сверкал огнями заводов, пристаней, посёлков. Боры молча смотрели на оставленную родину. Ни единого огонька не виднелось на датском берегу.

Маргрет осталась ожидать сыновей и домочадцев. Бор поехал в Стокгольм. Гестапо быстро узнало, куда он скрылся, за ним охотились нацистские шпионы. Без охраны Бора на улицу не выпускали, ему присвоили вымышленную фамилию. Бор с охотой согласился маскироваться, но, когда звонил телефон, он, снимая трубку, говорил: «Бор слушает!» — и только потом спохватывался, что он здесь не Бор.

Бор посетил министра иностранных дел, премьер-министра, короля Швеции, с ним встречались датские подпольщики. Благодаря настояниям Бора шведское правительство пошло на решительный шаг — официально протестовало против арестов мирного населения в Дании и разрешило принимать на своей территории всех беглецов с континента. В эти грозные недели каждой ночью сотни шведских судов и шлюпок выстраивались на границе территориальных вод, подбирая всех, кто бежал на утлых лодчонках, на плотах и вплавь от гестаповского террора. И тысячи вызволенных датчан знали, что среди прочих своих спасителей им надо благодарить и Бора.

А 6 октября, оставив семью в Швеции, Бор вылетел в Англию. На Стокгольмском аэродроме приземлился полностью разоружённый, чтобы не нарушать шведского нейтралитета, бомбардировщик «Москито». Маленький самолёт располагал только кабиной для лётчика и бомбовым отсеком, отделённым от кабины глухой переборкой. Вместо бомбы в отсек поместили Бора, облачённого в лётный костюм, с парашютом на спине. Впопыхах не заметили, что шлем с наушниками и кислородными трубками не налезает на слишком крупную голову Бора.

Английское командование строго проинструктировало пилота, как обращаться с учёным:

— Этот человек — бесценный груз. Он ни в коем случае не должен попасть в руки врага. Поэтому при опасности вы сбрасываете пассажира в море поворотом бомбовой рукоятки. Из воды, возможно, нам удастся его потом выудить.

Пилот отлично владел аппаратами бомбометания, но сделал всё, чтобы Бору не пришлось разделить участь летящей вниз бомбы. Самолёт взял максимальную высоту. Лётчик приказал пассажиру включить кислородный прибор. Но Бор не сумел натянуть на голову шлем, не услышал приказа и не включил кислорода. Он вскоре потерял сознание. Пилот встревожился. Добраться в бомбовый отсек он не имел возможности, а от «ценного груза» не доносилось никаких звуков. В смятении лётчик решил, что пассажир погиб. Рискуя попасть под обстрел немцев, он стал снижаться ещё над Норвегией задолго до того, как показалась Шотландия. Это спасло Бора. Он пришёл в себя. На аэродроме, к бурной радости пилота, Бор сам выбрался наружу.

Состояние Бора в Англии можно сравнить с самочувствием человека, выкарабкавшегося из долгой болезни. Его встретили старые друзья, сотрудники по прежним работам. Чопорный, немногословный Чедвик с такой теплотой приветствовал Бора на аэродроме, так радовался его вызволению, что Бор растрогался до слёз.

И что было, вероятно, самым важным после трёх лет, проведённых вне связи с мировой наукой, на него обрушился ноток важнейшей научной информации. Душа Бора, всегда мятежно стремившегося к новому, удивительному, получила полное удовлетворение. Он не отрывался от Чедвика. Чедвик ничего не скрывал. Бора надо было срочно ввести в курс ядерных исследований, он снова возвращался на пост «отца ядерной физики».

И в первые же часы, проведённые в уютной гостиной отеля, Бор узнал, что сам Чедвик проверял теорию Бора о разном поведении изотопов урана и теория полностью подтвердилась: да, под действием нейтронов делится уран-235, а уран-238 испытывает радиоактивные превращения, порождая элементы 93 и 94. И что трансуран 94, названный плутонием, как и уран-235, делится нейтронами. И что Жолио в Париже делает вид, что сотрудничает с немцами, а Халбану и Коварски не хватило нескольких тонн урана и тяжёлой воды, чтобы довести реактор до «критического состояния». И что Фриш и Пайерлс рассчитали критическую массу бомбы из урана-235, и она оказалась всего около килограмма — небольшой апельсин, способный уничтожить Лондон! И что Симон в Оксфорде изобрёл способ разделять изотопы урана: создание ядерной бомбы из научной проблемы стало промышленной задачей. И что даже нейтронного запала для бомбы не понадобится, ибо русские Флёров и Петржак открыли самопроизвольное деление ядер урана с выбрасыванием нейтронов: в килограмме урана в секунду распадается всего несколько ядер, но и этой спички достаточно для взрыва.