Поскольку автору удалось вообще понять толкователей критицизма, они – по крайней мере, большинство их – разумеют под практическим постулатом бытия Божия не требование практически реализовать идею Бога, но лишь требование в целях морального прогресса (т. е. в целях практических) теоретически допустить бытие Божие, т. е. объективно предположить его (ибо вера, принятие за истину и т. д. – все это, очевидно, акты теоретической способности). Таким образом, Бог для них не непосредственный, но лишь косвенный (опосредствованный) предмет нашей реализации, и вместе с тем опять-таки (чего они, по-видимому, сами же не хотят) предмет теоретического разума. Но, с другой стороны, те же самые философы утверждают полную аналогию обоих практических постулатов, – постулата бытия Божия и постулата бессмертия. Но бессмертие, очевидно, ведь должно быть непосредственным предметом нашей реализации. Мы реализуем бессмертие бесконечностью нашего морального прогресса. Так что им в сущности приходится признать, что и идея Божества есть также непосредственный предмет нашей реализации, что мы самую идею Божества (а не только нашу [теоретическую] веру в него) можем реализовать лишь бесконечностью нашего морального прогресса. – Иначе и наша вера в Бога была бы для нас более достоверной, чем наша вера в бессмертие – это звучит смешно, но это правильный и очевидный вывод. Ибо вера в бессмертие возникает лишь благодаря нашему бесконечному прогрессу (эмпирически). Сама вера столь же бесконечна, как и прогресс. Но наша вера в Бога должна была бы возникнуть a priori догматически, т. е. оставаться всегда тождественной, раз она сама не была бы предметом нашего прогресса, т. е. не была бы все более и более до бесконечности реализуема самим нашим прогрессом. – Пред большинством моих читателей мне, вероятно, следует извиниться за то, что я так часто возвращаюсь к тому же предмету. Но для других читателей не мешает возвращаться к нему с разных сторон – не удастся разъяснить его с одной стороны, может быть, удастся с другой
Моею (причинностью) 1-ое изд.
Чтобы еще резче оттенить противоположность его относительно требования догматизма, можно требование это выразить так: Стремись не себя до бесконечности приблизить к Божеству, но Божество к себе (Дополнение в 1-м издании).
Греческие боги стояли еще внутри природы. Их сила не была незримой, недостижимой для человеческой свободы. Человеческий ум часто одерживал победы над физической силой богов. Часто даже храбрость эллинских героев вселяла страх в олимпийцев. Собственно сверхъестественное начало греков начинается с рока, с незримой силы, недостижимой более ни для какой естественной силы и пред которой беспомощны даже сами бессмертные боги. – Чем страшнее представлялась грекам область сверхъестественного, тем естественнее были они сами. Чем приятнее, чем слаще мечты народа о сверхъестественном мире, тем сам народ этот презреннее и неестественнее.
Для перевода мы принимаем поправку F. Medicus'а (собр. соч. Фихте, Т. V, стр. 612) Zu der… versagt. (Прим. перев.).
Первоначально появилось как некролог в газете «Frankische Staats– und Gelehrten-Zeitung», март 1804 г., № 49, 50. Перепечатано в 6 томе первой серии полн. собр. соч., стр. 1 – 10.
Срв. «Einleitung in die Philosophie der Mythologie», стр. 495.
Срв. рецензию на сочинения Виллера в предыдущем томе собр. соч., стр. 184 и сл.
Прощай, святая душа. (Прим. перев).
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу