Array Коллектив авторов - Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Вопросы воспитания молодежи глубоко интересовали Мора, и в своей «Утопии» он писал о всеобщем обучении детей в школах на родном языке, о приобщении всего взрослого населения к знанию через публичные лекции в свободное от работы время, о трудовом воспитании детей и др. Мор сумел реализовать гуманистические принципы воспитания в своей семье, которая была настоящей школой воспитания. Мор считал, что женщина должна быть так же образованна, как и мужчина, и свою молодую жену он обучил грамоте и привил ей понимание музыки. Он дал прекрасное образование не только сыну Джону (Иоанну), но и трем дочерям – Елизавете, Цецилии и Маргарите. Маргарита была самая образованная из дочерей, она так хорошо знала древние языки и литературу, что Эразм называл ее «украшением Британии».

Ниже приводятся письмо Мора к воспитателю его детей Уильяму Гонеллю (1518) и стихи Мора, посвященные детям, которые стали для него друзьями и единомышленниками и которых он любит не только потому, что он их отец, но и потому, что прекрасны их нравы и образованность. Стихи были написаны во время поездки Мора с посольством в Кале в 1517 или осенью 1516 г.

Я получил, дорогой Гонелль, твое письмо; оно такое же, как и всегда, то есть чрезвычайно изящное и полное любви. В этом письме я увидел твою преданность моим детям, из него же я узнал и о твоей заботе о них. Каждый из них мне премного нравится, но более всего меня радует, что Елизавета и без матери выказывает скромность своего нрава, хотя обыкновенно и при живой матери не всякая девица это делает. Скажи ей, что мне это милее всякой учености. Потому что всем королевским сокровищам я предпочитаю ученость, соединенную с добродетелью. Если отказаться от честности, то слава научная окажется не чем иным, как весьма известным и всем заметным бесславием. Особенно это касается женщин. Оттого что просвещение среди женщин – дело новое [447]и многие охотно увидят в нем упрек мужской лени, приписывая науке то, что на самом деле есть недостаток характера, полагая, что из-за пороков ученых людей собственное их невежество сойдет за добродетель. И, напротив, если женщина (я хотел бы этого для всех своих дочерей и надеюсь, что с твоей помощью они этого достигнут) к своим замечательным душевным достоинствам добавит скромные познания в науках, то, я полагаю, она обретет истинного блага более, чем если бы овладела она богатством Крёза и красотой Елены. Не по той причине, что ученость принесет ей славу (хотя ученость и сопровождает добродетель, как тень сопровождает тело), но по той причине, что награда за мудрость прочнее той, которая может исчезнуть вместе с богатством или погибнуть вместе с красотой, потому что такая награда зависит от действительного знания, а не от людской молвы, глупее и пагубнее которой ничего нет на свете. И подобно тому как честному человеку свойственно избегать бесславия, так полагаться на славу достойно человека не только заносчивого, но и смешного и жалкого. Ведь душа неизбежно будет неспокойна, если в зависимости от чужого мнения ей придется все время колебаться между радостью и печалью. Среди всех замечательных благодеяний, которые приносит людям ученость, клянусь Гераклом, лучше всего то, что, усердно занимаясь науками, мы думаем не о хвалах за это, а о пользе. Это рассказали нам, конечно, весьма ученые люди, особенно философы – наставники человеческой жизни, хотя некоторые употребляют ученость, наравне с прочими хорошими вещами, во зло и охотятся за одной лишь пустой славой да повсеместной известностью.

Дорогой Гонелль, я много пишу о том, что не надобно стремиться к славе, так как ты в своем письме сказал, что не следует унижать глубокий и в то же время возвышенный характер Маргариты. В этом я совершенно с тобой, мой Гонелль, согласен. Но мне кажется, не сомневаюсь, что и тебе тоже: благородные свойства души унижает тот, кто приучает восхищаться пустым и низким. Напротив, всякий, кто зовет к достоинству и к истинному добру, одобряет их; это делает всякий, кто размышляет о высоком, с презрением взирает на тени добра, которые почти все смертные, не ведая об истине, жадно ловят взамен истинного добра. Поэтому полагаю, дражайший Го нелль, нам надобно идти по этому пути. Я часто просил не только тебя – потому что знаю, что из-за твоей исключительной преданности моей семье ты сделаешь это по собственной воле, – просил не только свою жену, которую побуждает к этому много раз доказанная, поистине материнская любовь, но просто всех своих друзей я просил, чтобы они постоянно предостерегали моих детей избегать пропастей гордыни и высокомерия и побуждали вступить на путь скромности и не соблазняться видом золота, не вздыхать по поводу того, что у них нет чего-то, чем они по ошибке восхищаются у других, не гордиться от приобретения внешнего блеска и не страдать от потери его, не пренебрегать красотой, данной от природы, и не усиливать ее ухищрениями искусства, считать, что среди всех благ добродетель стоит на первом месте, а ученость – на втором. Прежде всего их надобно выучить благочестию по отношению к Богу, милосердию – по отношению ко всем людям, а по отношению к самим себе – скромности и христианскому смирению. В таком случае Бог их вознаградит, и в ожидании этого смерть им не будет страшна; кроме того, обладая подлинной радостью, они не станут чваниться от пустых людских похвал или падать духом от злословия. Вот что такое, по моему мнению, истинные и подлинные плоды учености; я думаю, ими обладают не все просвещенные люди, но те, которые посвятили себя им с таким намерением, я полагаю, легко справятся со всем и достигнут совершенства. Я не думаю, что для жатвы важно, кто сеял: мужчина или женщина. И тех и других, если называются они людьми, по самой их природе от животных отличает разум. И те и другие, говорю я, одинаково способны овладеть науками, которые развивают разум; если сеять семена добрых наставлений, то вырастут и плоды, подобно тому как это бывает на пашне. Если женщины по собственной их природе плохи и скорее способны породить чертополох, чем какой-нибудь иной плод (на этом основании многие удерживают женщин от занятий науками), то я, напротив, считаю, что тогда надобно с еще большим усердием развивать их ум благородными науками и занятиями, дабы трудом исправить этот природный недостаток. Так считали и древние мужи – люди не только в высшей степени мудрые, но и добродетельные. Не говоря об остальных, Иероним и Августин не только увещевали знатнейших матрон и благороднейших девиц, чтобы они занимались науками, но и, чтобы облегчить им это, даже старательно разъясняли им темный смысл Писания, писали нежным девушкам письма, полные столь великой учености, что в наше время старые люди, называющие себя докторами богословия, едва в состоянии хорошенько прочитать их и еще менее того понять.