Сергей Магид: О состояниях сознания. Опыт историософии русской жизни

Но и не германцы, потому что германцев Тацит уже хорошо различал и мог бы германство венедов засвидетельствовать. Но не засвидетельствовал.

Если это не славяне, не балты, не германцы и тем более не финны, которые еще пользовались костяным оружием и жили в лесных землянках, то кто же тогда остается в тех краях, так хорошо знающий культуру домостроительства и вооружения? Остаются кельты.

Но кельтов в чистом виде в районах Южной Белоруссии и Северо-Западной Украины, т. е. Полесья и Волыни, к I в. уже не было, – ассимилированные германцами, они растворились в германском море. Тогда, если это не «чистые» кельты, то это, по логике вещей, потомки тех, кто там сотни лет жил до Тацита, – ПОТОМКИ НОСИТЕЛЕЙ ЛУЖИЦКОЙ КУЛЬТУРЫ, знавших и культуру домостроительства и культуру вооружения.

Носителями лужицкой культуры были кельто-иллиро-фракийские племена, которые и стали известны в истории как «восточные венеты» (венеды), родственные по языку «западным (адриатическим) венетам» (предкам населения будущей Венеции).

Поэтому напрашивается самый простой и логичный вывод: ВЕНЕДЫ ТАЦИТА БЫЛИ ВЕНЕДАМИ (как писал Щукин о бастарнах: «бастарны были бастарнами»), т. е. ни теми, ни другими, ни третьими, а САМИМИ СОБОЙ, скорее всего ПРЯМЫМИ ПОТОМКАМИ КЕЛЬТО-ИЛЛИРО-ФРАКИЙЦЕВ, известных под именем ВЕНЕТОВ, НОСИТЕЛЕЙ ДРЕВНЕЙ ЛУЖИЦКОЙ КУЛЬТУРЫ ХII–IV вв. до н. э.

Основная часть носителей этой культуры была поглощена и ассимилирована германским потопом в течение второй половины I тысячелетия до н. э., но вполне возможно, что какая-то небольшая их часть, жившая на окраине «лужицкой» территории, спаслась в непроходимой стране припятских лесов и болот, в зоне «археологической неуловимости» между Германий и Сарматией. Эта «археологическая неуловимость» вполне объяснима – в чащобах и трясинах богатые археологические памятники не оставить, – дерево там постепенно гниет, а камня для построек нет. Хотя глины для обмазки жердей хватает. Поэтому их поселения, видимо, состояли все из тех же, характерных потом и для германцев, длинных домов («они сооружают себе дома», пишет Тацит), стены которых составляли вертикальные столбы с плетнём, обмазанным глиной. Унесли они с собой и свой этноним – венеты. Под этим именем («венеды») в I в. их и узнал Тацит.

Через три-четыре столетия место этих «венедов», последних потомков носителей лужицкой культуры, заняли выделившиеся из прабалтского этнолингвистического массива и постепенно германцами же вытесненные на юго-запад протославяне.

И вот этих-то протославян, занявших место венедов и ассимилировавших их, окружающие продолжали называть венедами.

Отсюда «винды» и «венты» как названия славян у немцев и куров, «венемаа» как «земля русских» у эстонцев, «веняя» (официальное название русских, в отличие от пейоративного «рюсю») у финнов.

Это действительно обозначения настоящих славян, далекие предки которых заселили к IV–V вв. колеблющиеся среди припятских болот земли настоящих венетов, к тому времени поздних потомков «лужичан». Дальние соседи новых праславянских насельников (а близких соседей – не было), которые не очень-то разбирались в том, какие смены населения происходят в тех лесах и на тех болотах, продолжали называть их жителей по старинке – «венетами» («виндами», «вентами», «вене»), что является фактом вполне естественным для «народной этнонимологии».

«Венеды» Тацита в I в. были еще венетами, т. е. кельто-иллиро-фракийцами. После этого прошло триста лет. И вот «венеты» Иордана в IV в., на которых напал Германарих, это уже, вполне вероятно, в какой-то своей части, ПРОТОСЛАВЯНЕ (пока еще только ПРОТО, об этом ни в коем случае нельзя забывать), осевшие на землях «лужицких» венедов и постепенно поглотившие их, так еще и не освоив культуру наземного домостроительства. А в большей своей части это «породившие» протославян многочисленные племена ПРАБАЛТОВ, всё еще связанные со своими «детьми» пуповиной родственных диалектов и общих культурных традиций.

Протославяне родились между германцами на западе и иранцами-кочевниками на юге, и единственно возможное «между», это Припятские леса и болота.

Протославяне постепенно становились праславянами. Они превращались в праславян, все больше изолируясь, потому что идти им было некуда и дружить им было не с кем. Сначала сарматы и готы, потом гунны, потом тюрки-кочевники, потом германцы и прабалты не давали праславянам выйти из лесов и болот ни на юг, ни на запад, ни на север. Идти можно было только на восток, где жили финны со своими костяными наконечниками стрел. С таким противником еще можно было справиться. Поэтому какая-то часть праславян начала постепенно и очень медленно мигрировать на восток и северо-восток.