Григорий Киселёв - Иллюзия прогресса - опыт историософии

Стоит ли прислушаться к словам ветхозаветного мудреца? Или же, напротив, разумнее понимать историю человечества как всеохватное, поступательное, линейно-стадиальное (или спиралевидное) развитие, т. е. как то, что именуют прогрессом? И коль скоро мы согласимся с этим, придётся задуматься над тем, есть ли у этого прогресса цель и смысл, и если есть, то каковы они? Настанет ли когда-нибудь «конец истории»?

Многое действительно важное на сей счет уже помыслено и высказано в тысячах текстов начиная с античности. «Истина, – по словам Гёте, – давно обретена и соединила высокую общину духовных умов». Тем не менее, ответы на эти вопросы непременно требуют самостоятельного продумывания. Такая попытка и предлагается в этой работе. Я определил её как опыт: историософское размышление разворачивается здесь на фоне реалий сложного современного мира, с учётом преобладающего в нём типа массового человека, а также в контексте философии сознания и судеб религии. Понятно, что опыт не претендует ни на какие безоговорочные суждения.

Известно изречение А. Камю: «Древние философы размышляли гораздо больше, чем читали (и недаром). Вот отчего в их сочинениях так много конкретности. Книгопечатание все изменило. Теперь читают больше, чем размышляют. Вместо философии у нас одни комментарии …на смену эпохе философов, занимавшихся философией, пришли профессора философии, занимающиеся философами».

Это замечание кажется мне вполне убедительным, и я не буду множить комментарии и давать обзор литературы.

Не будет тут и попыток построения каких-либо систем философии истории.

Что же касается отсылок ко взглядам других мыслителей, их, и в самом деле, немало: об избранных историософских темах нельзя сказать, будто они настолько общеизвестны и проработаны, что их толкование стало уже общим местом. Правда, тут выбор обусловлен предпочтениями автора. Так, там, где речь идёт о сознании как о специфически человеческом феномене, я опираюсь на философию сознания М. Мамардашвили. Этому мыслителю я обязан очень многим.

И, наконец: привлекая данные других областей гуманитарного знания, я опирался на специальные исследования, выбор которых основан на моих субъективных предпочтениях.

Если бы история, полагал Кант, «рассматривала действия свободы человеческой воли в совокупности, то могла бы открыть её закономерный ход; и то, что представляется запутанным и не поддающимся правилу у отдельных людей, можно было бы признать по отношению ко всему роду человеческому как неизменно поступательное, хотя и медленное, развитие его первичных задатков» [1] Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Сочинения в шести томах. Т. 6. М., 1966. С. 6. . Мыслитель опирался на опыт человечества от дикости до современного ему века Просвещения и имел достаточные основания предполагать, что несмотря на свою «изначально злую природу» человек будет нравственно совершенствоваться. Так, полагал он, мир должен будет идти к «всеобщему правовому гражданскому обществу», которое Кант считал высшей задачей, «величайшей проблемой для человеческого рода» [2] Кант И. Там же. С. 12–13. . Отметим, правда, что он говорил о «проблеме», «задаче», ясно подчеркивая долженствование и вероятностность. Детерминизма у него не было, была только надежда.

Ныне, более двух столетий спустя остаётся открытым вопрос: как объяснить, что зла, которое исходит от самого человека, в мире всё же не становится меньше? В самом деле, после того, как христианство провозгласило человечеству Благую весть, мир, гордый своими колоссальными социальными, культурными, политическими, хозяйственными и технологическими достижениями, во многом, и правда, благотворными для человека, в целом по-прежнему лежит во зле. Как и прежде, он предстаёт перед нами в «слезах человеческих, которыми пропитана вся земля от коры до центра». Герой Достоевского, которому принадлежат эти слова, потому и возвращал свой билет на вход в счастливое будущее, что никакие достижения не оправдывают злодейства и не искупают страданий.