Славой Жижек - Событие. Философское путешествие по концепту

В Голливуде рамкой всех рамок, конечно же, является начало отношений в паре. Вот так статья в английской Википедии описывает последнюю сцену научно-фантастического триллера Спилберга «Супер 8»: «В финальной сцене фильма космический корабль улетает обратно на планету инопланетянина, а Джо и Элис наблюдают, держась за руки». Пара сходится – «создается», – когда Нечто, то, что Лакан назвал бы «травматическим третьим», стоящее неясным препятствием на пути создании пары, наконец побеждено и исчезает. Роль препятствия неясна, так как оно хотя и зловеще, но изначально необходимо, чтобы свести пару вместе. Оно – задача, которую они должны решить, преграда, которую они должны преодолеть, чтобы понять, что они хотят быть вместе [8] Навязчивость и вездесущность этой формулы происхождения пары удивительна – в «Арго» (2012) мы узнаем, что агент ЦРУ, организующий в Иране побег шести сотрудников посольства США, скрывающихся в доме канадского посла, разошелся с женой, хотя он очень привязан к своему маленькому сыну. В конце фильма, в самой последней сцене, он подходит к дому, где живет его жена, и просит у нее разрешения войти; она молча его обнимает. Загадка этой сцены в том, что, поскольку она следует сразу за его профессиональным триумфом, кажется, что жена каким-то образом узнала о его патриотическом героизме и готова взять его обратно из благодарности, но она не может ничего знать, так как участие ЦРУ в операции было секретным. Положенная в основу фильма логика снова заключается в том, что повествование идет главным образом не о спасении скрывающихся американских сотрудников, но о воссоединении пары. .

Как можно подорвать эту повествовательную рамку, подчиняющую встречу с Нечто производству пары? Возьмем классический научно-фантастический роман Станислава Лема «Солярис» и его экранизацию 1972 года, снятую Андреем Тарковским. Солярис – это история работающего на космическое агентство психолога, Кельвина, которого посылают на полузаброшенную космическую станцию на орбите недавно открытой планеты Солярис, где в последнее время стали происходить странные вещи (ученые сходят с ума, галлюцинируют, кончают с собой). Планета Солярис покрыта океаном некой непрерывно движущейся жидкости, время от времени имитирующей узнаваемые формы – не только замысловатые геометрические фигуры, но и гигантские детские тела или целые здания. Хотя все попытки связи с планетой терпят неудачу, ученые выдвигают гипотезу, что Солярис – гигантский мозг, каким-то образом читающий наши мысли. Через некоторое время после своего приезда Кельвин просыпается в постели со своей покойной женой Хари, покончившей с собой годами ранее на земле после размолвки с ним. Он никак не может отделаться от Хари – все попытки от нее избавиться с треском проваливаются (после того как он отправляет ее в космос в ракете, она рематериализуется на следующий же день), а анализ ее тканей показывает, что она не состоит из атомов, как реальные люди. Ниже определенного микроуровня в ее тканях нет ничего, только пустота. Кельвин в конце концов понимает, что гигантский мозг Солярис непосредственным образом материализует наши самые сокровенные фантазии, поддерживающие наши желания. Он – машина, материализующая в реальности объект моих важнейших фантазий, который я никогда не был бы готов принять в реальности, хотя вся моя духовная жизнь вращается вокруг него. Хари является материализацией самых сокровенных травматических фантазий Кельвина.

Толкуемый таким образом, фильм рассказывает о внутреннем путешествии героя, о его попытке примириться с его собственной вытесненной истиной, или, как сказал сам Тарковский: «Может быть, на самом деле миссия Кельвина на Солярисе имеет лишь одну цель: показать, что любовь незаменима для всей жизни. Человек без любви не человек. Цель всей „соляристики“ – показать, что человечество должно быть любовью». Явно контрастируя с этим, роман Лема сосредоточивается на внешнем присутствии планеты Солярис, этой «вещи, которая мыслит» (используя полностью уместное здесь выражение Канта): смысл романа в том, что Солярис остается непроницаемым Другим, без возможности коммуникации с нами. Да, он возвращается к нашим самым сокровенным отрицаемым фантазиям, но вопрос «чего же ты хочешь?», стоящий за Его действием, остается полностью непостижимым (зачем Он это делает? Просто ли это механическая реакция? Играет ли Он с нами в дьявольские игры? Помогает ли Он – или заставляет нас – встретиться с отрицаемой нами истиной?) Было бы интересно сравнить работу Тарковского с голливудскими коммерческими переписываниями романов, положенных в основу фильмов: Тарковский делает то же самое, что и самый низкопробный голливудский продюсер, вписывая загадочную встречу с Инаковостью, с Нечто, в рамки производства пары.