Славой Жижек - Событие. Философское путешествие по концепту

Средневековая физика считала, что движение вызывается импетусом. Вещи по природе своей находятся в состоянии покоя. Импетус приводит вещь в движение, но затем исчерпывается, приводя к замедлению и остановке. Нечто, продолжающее движение, таким образом, должно быть постоянно подталкиваемым, и это подталкивание ощутимо. [Это даже составляло доказательство бытия Бога, так как нечто очень большое – Бог, например, – должно было прилагать силу, чтобы небеса продолжали двигаться.] Но если земля двигается, то почему мы этого не чувствуем? Коперник не мог ответить на этот вопрос… Галилео нашел ответ за Коперника: скорость не ощущается, ощущается только ускорение. Земля может двигаться без того, чтобы мы ощущали ее движение, а скорость не меняется, пока ее не изменит некая сила. Это понятие инерции, оно заменило старое понятие импетуса [6] Цит. по URL: http://friesian.com/hist-2.htm. .

Перемена в нашем понимании движения, от импетуса к инерции, меняет основной модус нашего отношения к реальности. Как таковая, эта перемена является событием: на самом первоначальном уровне событие не является чем-то происходящим в мире, но изменением самой рамки, через которую мы воспринимаем мир и действуем в нем. Подобная рамка может быть иногда прямо представлена нам как вымысел, позволяющий нам, тем не менее, опосредованно говорить правду. Хорошим примером «истин, устроенных как вымысел» являются те романы (или фильмы), в которых пьеса, сыгранная персонажами как часть сюжета, повторяет любовные связи персонажей в их настоящей жизни, например фильм о постановке «Отелло», в котором актер, играющий Отелло, действительно ревнует и в заключительной сцене постановки действительно душит актрису, играющую Дездемону, до смерти. Роман Джейн Остин «Мэнсфилд-Парк» дает ранний пример такого приема. Фанни Прайс, молодая девушка из бедной семьи, воспитывается сэром Томасом Бертрамом в Мэнсфилд-Парк вместе со своими кузенами и кузинами – Томом, Эдмундом, Марией и Джулией. К ней относятся как к второсортному члену семьи, только Эдмунд к ней по-настоящему добр, и со временем между ними вспыхивает нежная любовь. Когда все дети взрослеют, строгий глава семейства сэр Томас уезжает на год, и в это время деревню посещает Генри Кроуфорд со своей сестрой Мэри, человек модный и светский. Их приезд вызывает серию романтических связей. Молодые люди решают поставить пьесу «Обет возлюбленных». Эдмунд и Фанни оба сначала выступают против, считая, что сэр Томас не одобрил бы этот замысел. Но Эдмунда в конце концов убеждают, и он нехотя соглашается сыграть роль Ангальта, возлюбленного персонажа, играемого Мэри Кроуфорд, чтобы эта роль не досталась человеку постороннему. Пьеса предоставляет Мэри и Эдмунду способ поговорить о любви и замужестве, а также возможность для флирта Генри и Марии. Ко всеобщему разочарованию, сэр Томас неожиданно приезжает посредине репетиции и рушит все планы [7] Более специфический вариант той же формулы можно наблюдать в так называемых «фильмах, повторяющих оперу», в котором современная история повторяет сюжет оперы (обычно известной итальянской), постановка которой является основным событием сюжета фильма. Il Sogno di Butterfly («Сон Баттерфляй»), итальянский фильм 1939 года, показывает интересную версию этого приема: Роза, поющая на сцене Чио-Чио-Сан, влюбляется в американского тенора, который возвращается в Соединенные Штаты, не зная, что Роза беременна. Четыре года спустя, богатый, знаменитый и женатый на американке, он возвращается в Италию. В отличие от своего оперного двойника, Роза не кончает с собой, а посвящает свою жизнь сыну. . Но до того момента мы видим в романе предполагаемый вымысел, замещающий реальность, которую никто не желает признавать.

Зачастую в повествовании мы видим, о чем понастоящему идет речь, только благодаря подобной смене перспективы. Настоящим шедевром Душана Макавеева, куда лучшим, чем известный, более поздний «В. Р. Мистерии организма», является фильм «Невинность без защиты», уникальным образом построенный как фильм внутри фильма. Его герой – Драголюб Алексич, пожилой сербский воздушный акробат, выполнявший трюки, свисая из самолетов, и снявший в Белграде во время немецкой военной оккупации Сербии до смешного сентиментальную мелодраму с тем же названием. Фильм Макавеева включает в себя эту мелодраму полностью, а также интервью с Алексичем и другие документальные кадры. Ключом к фильму является взаимоотношение между этими двумя уровнями и вопрос, который они ставят: чья невинность лишена защиты? Фильм Алекси-ча отвечает: девочки, которую он спас от махинаций ее злой мачехи и мужчины, которому мачеха хотела отдать ее в жены. Но истинный ответ иной: «беззащитная невинность» – невинность самого Алексича, занимающегося акробатикой и в пожилом возрасте, выставляющего свое тело перед камерой, играющего и поющего, преследуемого и высмеянного сначала немцами, затем послевоенными коммунистами и, наконец, самими зрителями фильма, которые не могут не смеяться над его абсурдно наивными выступлениями. Чем дальше мы смотрим фильм Макавеева, тем яснее становится пафос безусловной верности Алексича его акробатической миссии. Что может быть более абсурдно трагичным, чем видеть старого человека в своем подвале, свисающего на зубах с цепи и вращающего телом на камеру? Разве он не выставляет себя в таком виде для взглядов публики во всей своей невинности, неспособный защитить себя от их насмешек? Событийным моментом этого фильма является перемена нашей точки зрения в тот момент, когда мы понимаем, что истинная невинность, нуждающаяся в защите, – невинность Алексича, несмотря на то, что он выступает героем фильма. Событие здесь – обнажение реальности, которую никто не хотел признавать, но которая стала откровением и изменила условия игры.