Рустам Чернов - О государстве. Людологическое эссе

Поселить хаос в душе человека, в особенности современного человека, произрастающего из дня сегодняшнего легко. Сегодня для того, чтобы называться мужчиной нет необходимости быть воином. Страх, в особенности страх смерти, продается сегодня под такой упаковкой, что совершенно безболезненно употребляется всеми и каждым. Все имеют равное отношение к пространству, равенство формально- юридического плана. Это порождает иллюзии, но в целом это позволяет большинству людей пребывать в спокойствии, стабильности большую часть своей жизни, как в области приобщенности бытия в возможности, так и в области кооптирования в предлагаемое бытие в действительности. Современному кажется, что оно сбежало от законов объективного, современный человек средний руки в этом почти уверен. Столкновение со смертью дезорганизует его, заставляет метаться и пребывать в хаосе. Революция 1917 в России, например, была бы невозможна без того ужаса терроризма, который был достигнут системным столкновением с случайно- внезапной смертью подданных империи.

Чем порождается жестокость, вплоть до уничтожения применительно к сфере убежденности, когда существует представление о том, как должно быть, но оно находится в противоречии с тем, что представляет из себя действительное? Как ни странно, самые страшные вещи, сопряженные с лишением жизни другого человека, связаны со сферой естественной убежденности. Никто не совершает преступления, осознавая, что это преступление и лично для него является формой негативного. Прямой умысел, как таковой, приносит массу энергетических потерь, большую рефлексию. Задача всех программ подготовки специальных военных подразделений выявить лиц, подверженных внушению таким образом, чтобы однозначно идентифицировать для себя положительное и отрицательное в рамках несения службы. Необходимость четкой идентификации плохого и хорошего настолько важна, что является определяющей при поручении той или иной миссии. Лицо должно четко понимать, что, чтобы оно ни делало, если это признается позитивным необходимым для выполнения поставленных задач – положительное действие, влекущее в том числе награду и повышение. Конечно, центр генерирования задачи в данном случае не должен себя компрометировать откровенным идиотизмом или излишней жестокостью, но это именно открытый в государстве способ создавать новую служебную мораль. Каждый преступник, подвергаемый правосудию, имеет за собой тысячу моментов оправдания собственности поведения и тысячу оправданий самого себя. Да государство сегодня изолирует эту способность оправдать себя самого собственностью суждения (абсолютно самостоятельно определяя относимость и допустимость доказательств в судебном следствии), но от этого не меняется природа появления социальной изменчивости. Лицо в области собственности формирования, под влиянием своих процессов опознавания действительного приходит к собственно – трансформированному бытию в возможности, которое реализовывает в среде подобных самое себя, надеясь тем самым сформировать собственность реальности. Постепенно, оно в восприятии сторонних лиц превращается в полную противоположность той действительности, за которой стоит государство. Противоречия в случае столкновения снимаются сглаживающими механизмами (коррупция, влияние нормативного института адвокатуры и прочее), но в итоге, когда мы застигаем бытие в возможности такого лица и изымаем его из сферы реализации, пресекаем его преступную деятельность, мы обнаруживаем все того же человека, взывающего к пощаде, жалкого и несчастного. Он точно так же, как ему кажется, способен к кооптированию в область бытия в действительности, что и все остальные члены общества и не наблюдает своей неадекватности и социальной измененности. Все те механизмы, формы апробирования реальности, которые есть в каждом из нас, присущи и ему (поэтому симпатии общества зачастую оказываются на стороне так называемых профессиональных преступников). Такова и природа современного наказания – отбыл срок, снял судимость и снова полноценный член общества. Некоторая легкость и несерьезность все же здесь и присутствуют, некоторая игровая реальность, совсем уж игровая.

Но где тот момент когда, лицо уже изменилось настолько, что не может обнаруживать свою кооптированность в область социального и требует себе отдельной сферы реализации? Согласно закону энтелехии – пока есть становление, нет ставшего, когда есть ставшее, уже нет становления . Именно в момент завершенности, осознания себя «лишним человеком». Не тогда, когда оно осознает себя изгоем общественного, не тогда, когда ему отказывают во всем, а именно в момент решения кооптироваться в собственную реальность, которую тут же и начинает выстраивать. Нарушение механизма идентификации по встречности и подобию, при сохранении бытовой адекватности и ресурсности, как физической, так и мыслительной, продуцирует совершенно новые основания для реального. Новые ценности, новые формы самоидентификации в окружающем тебя мире. И если для такого субъекта – это длинный путь, связанный с потрясениями и страданиями, то для государства, идентифицирующего в основном материальные причинно- следственные связи – это всегда некоторая внезапность и удивление. Но это производное от любой социальной системы, любая социально- управляемая изменчивость системы в своей основе имеет в качестве материала именно таких людей, не отформатированных ничем, кроме собственности мышления, и жаждущих приобщения к чему – либо внешнему и организованному, как форме доказательства своей правоты в прошлом относительно совершенных ошибок, продуцирующих внутреннюю ущемленность. Таким образом, изменчивость любой жесткой социальной системы, устроенной по типу противостояния государству – путь вечного изменения. Не признание этого- путь вечных революций. Дело в том, что идеологически сегодня государство претендует на предельность (совмещая в себе представителя народа по схеме: суверенитет народа – суверенитет государства- суверенитет государственной власти), где народ, в массе уравненного формально- юридического, предстает как источник всего, что принимается неизбежно, если не противоречит норме права, выраженной в законе. Отчуждение государства от права в собственном законодательстве дает народу право осуществлять свой суверенитет непосредственно, вне государственных институтов, в том числе и путем смены власти, насильственной смены власти. Совпадение представлений правового характера и законодательства позволяет снимать противоречия, возникающие в ходе обеспечения упорядоченности (отсутствие хаоса) в связи с тем, что любая социальная система предполагает некоторый брак и девиацию в переходе бытия в возможности в область действительного. Но это только идеологически. Оказывается, государственная власть предполагает определенный тип субъектов (мир собственной разумности, мета – реальность). Человек из народа либо становится фанатиком порядка, либо становится угнетателем тех, кто не входит в государственную власть по принципу сходства и отличия по статусу. Временный характер любых полномочий (маленькая другая жизнь) творит безответственность и двойное отчуждение, как в отношении стороны воспринимающей государственное управляющее воздействие (не упорядоченной, вне образа будущего, так как идея прогресса заставляет отрицать прошлое и не творит из него образец), так и в отношении собственной роли в реализуемых полномочиях. В итоге государственное как единство непохожих, жадных до всего настолько, что каждый входящий в эту структуру пребывает в удивлении, как что- то еще вообще существует и не разваливается. Единой идеологии государства, как формы противостоящей народу и дарующей ему жизнь, только потому, что это выбор между полярностью полномочия, отсутствует. Народ, как море, разбивающее себя заметной частью об аппарат государственного, заставляет его костенеть и приходить к той же функции, что и первобытно -общинный строй – формировать встречность и подобие только в отношении самое себя. Замкнутость встречности и подобия по принципу государственного отношения, это фактически отношение колонизаторское, где народ – это некоторая масса, а формально- юридическое равенство – некоторый ошейник в рамках негативного понимания, все равны перед уголовной репрессией и прочим поражением в правах, но не в возможностях своего роста и притязаний на власть. Это совершенно отделяет государство от той стороны хаоса и превращает его в систему, которая утверждает порядок, систему структурирования социальных парадигм, но только там, где само же и присутствует. Там, где его нет ситуация структурируется произвольно. Это не совсем снятие хаоса, это его усиление, так как государство здесь не движущая социальных процессов, а тот утес в море нестабильности, который организует данный хаос в отношении самое себя (не было бы никакого хаотичного прибоя волн, если бы не было утеса). Это в большей степени, конечно же, оторванность человека последних 300 лет от условий природного развития. Природа как единый отрицательный фон стабильности (стабильность нестабильности) ранее запрашивала от человека железного подчинения традиции, как единственного пути синхронизации самое себя с хаосом окружающего. Мир природы – это всегда мир, превосходящий силы человека многократно и не позволяющий ему надеяться ни на что, кроме милости, при соблюдении условий для выживания. Мир государственной цивилизации, выданный результатами Научно- технической революции (НТР) – это во многом мир «Пяти пальцев», все в нем встречно и подобно, все в нем схвачено мыслью человека, в каждом предмете обнаруживает себя бытие в возможности, либо в форме самой примитивной инструкции, либо в форме глубинного смысла, таинства, но неизменно все сопряженного с мыслительной деятельностью человека.