Рустам Чернов - О государстве. Людологическое эссе

Порядку противостоит хаос. Все культуры и верования мира начинаются с того, что был мрак и хаос . Хаос, как сумма переменных, каждая из которых сохраняет свою произвольность в отношении других в такой степени, что не может ни выделяться из них, ни определять их, а сумма всех переменных не образует ничего постоянного, воспринимаемого целым . Можно долго скитаться по свету в поисках такого хаоса и не найти его по той причине, что все в мире упорядочено определенным образом, и любая переменная является нестабильной только до тех пор, пока не столкнется с категориальным императивом Канта. Но с другой стороны, такой хаос доступнее, чем мы думаем. Он доступен каждому из нас. В людологической традиции такой хаос связан с первичным бытием в возможности. Бытие мысли как мысли и есть такой хаос, основа основ. Архаичное все едино восходит к необходимо единому основанию организации – изначальной хаотичности всего сущего. Об этом же и познай себя – увидеть в себе все те же основы, что составляют окружающее, – раз ты способен быть в него кооптированным. С другой стороны, современное отношение к тем, кто познал себя и не вернулся в область социализации – как к болезни, расстройству сознания. Поэтому сегодня не часто встретишь тех, кто удивляет окружающих знанием, добытым в глубинах познания собственного мира. Самокопание в себе и высшая государственная власть не совместимы так же в силу простой ограниченности временного ресурса, созерцание себя – вещь, требующая, как минимум, независимости. Хаос как область мышления, упорядоченная областью восприятия действительного, естественен для человека. Совершенно неестественно и требует своего разрешения, когда в области бытия в возможности в области мысли есть представление, не содержащее в себе никаких противоречий, а область действительного в предмете образа представлена исключительно противоречиями. Но именно такова социальная природа государственного сегодня. Применительно к государству это трансформируется в понятия законности и преступления. Но, по сути, и положение вещей, называемое законным и положение вещей называемое преступлением – это сферы реализации двух форм бытия в возможности относительно действительности, которые не совпадают. Государство возникает, как бытие реальности, признаваемой и поддерживаемой организацией принуждения, аппаратом насилия. Это, своего рода, форма, обеспечивающая цикличность, беспрерывность реализации определенного (в праве) бытия в возможности в область действительного . Это то, что противостоит любому личному хаосу потенциального бытия. Правовым государство является только в том случае, если оно не оценивает любое личное бытие в возможности как хаос противостояния, предполагающий ликвидацию и определенным образом структуризацию (свобода мысли). Природа возникновения государства в этом отношении – это вопрос того, каким образом стабилизировался хаос индивидуального перед необходимостью однозначности действительного.

В каких формах обретало себя государство становится понятно при исследовании архаичных культур . Государство появляется именно в тот период времени, когда ритуал перестает справляться со своими функциями . Именно когда власть знания, ритуала перестает персонифицировать сознание субъекта настолько, что он не видит за его границами ничего, кроме враждебности «табу», тогда его собственное бытие в возможности начинает трансформироваться в формы реализации, которые чужды ритуалу и не охватываются им. Появляется область действительного, которая чужда сложившимся нормам и практике регулирования, принятия решения в ситуации выбора. Если ситуация выбора – это снятие противоречия в области бытия в возможности (мысли), при известности реальности, пусть даже эта известность делится на абсолютно известное (остаться дома) и совершенно неизвестное (отправиться в неведомый поход); но она определена и не вызывает сомнений в области суждения, то с разрушением ритуальности, как полноценного метода регулирования, появляются представители действительности, которые имеют собственную хаотичность мышления, упорядоченную определенным образом и она не противостоит реальности сформированной ритуалом, но является его альтернативой с собственными решениями и собственными лабиринтами принятия данных решений, не совпадающих с ранее существовавшими. Это конкурирующая форма реальности, которая, даже не будучи агрессивной по отношению к ритуалу, уже разрушает его своим неверием и неадекватностью ему. Она не сопереживает вместе с ним реальность и не погружается в него, прирастая реальностью. Общество борется с такой изменчивостью либо изгнанием, либо усилением ритуала. Но в какой – то момент это требует именно постоянного участия – из события такие аномалии человеческого превращаются в повседневность. Именно тогда появляется разделение функций, именно тогда рождается государство как форма искусственно поддерживаемого социального порядка, за гранью которого полоса отчуждения. Таким государство остается до тех пор, пока не появляется новый вид изменчивости, который активно борется и преодолевает заграждения государства по упорядочиванию хаоса социальной изменчивости. Так, в XVIII веке, государство признает некий порядок по ту сторону самое себя. Это вызвано возможностью передачи информации, развитием книгопечатания и относительной экономической устойчивостью городов. Появление книги как массового продукта преодолевает время и пространство. Если ранее для того, чтобы приобщиться к бытию в возможности, размещенному в книге необходимо было преодолеть пространство (попасть в монастырь, библиотеку), преодолеть время, выраженное в прогрессе социального статуса (иметь право на знание или хотя бы научиться читать в том числе на латыни), то с появлением книгопечатания сама книга устраняла и время (доступность любому, владеющему грамотой), и пространство (распространенный тираж). Именно это позволило представителям по ту сторону государственного объединиться (не забудем и о развитии почтовой системы, которая легла в основу банковской системы) для свержения действующей политической власти. Надо отметить, что практически тот же способ, но уже в управляемом виде использовало ЦРУ США против СССР в ХХ веке.