Павел Прокопенко - Пробужденный

– Если вы пан Сикора, то да.

– Это я.

– Я от мистера Бэррела. Вот, – показал на шкуры, – передал вам на обувь для своих работников. Говорил, что вы взялись за работу и готовы ее выполнить. Вот я и притянул материал.

– Было дело, – согласился Вилем и открыл дверь, – Заносите туда, в уголок.

Мужчина послушно поднял шкуры и понес их.

– Благодарю. Я надеюсь, вы не слишком долго меня ждали?

– Нет, чуть менее десяти минут. Да и то, сидел в экипаже. Так что все хорошо. Спасибо. Всего доброго!

– До свидания.

Человек поднял шляпу и пошел к своей повозке.

«Что же делать с такими объемами? Взял сдуру. Успею ли я все сам?»

– Приветствую, пан Вилем! – заглянул мальчишка в полуоткрытые двери.

– О! На ловца и зверь бежит! Я тебя сегодня искал.

– Да, мне сказали. Потому и решил заскочить, узнать – для чего.

– Есть к тебе вопрос.

– Какой?

– Ты сколько зарабатываешь в неделю? Продавая газеты? Прости уж за такой бестактный вопрос.

– Может крон двадцать. Когда как… Иногда больше, иногда меньше. А что?

– Ты хотел бы зарабатывать сорок?

– В неделю? – мальчик вытаращил глаза.

– Ну да.

– Ха! Конечно, хотел бы, – засмеялся тот, – Да кто же мне их будет платить?

– Я.

– Вы?

– Да. Если ты будешь помогать мне в производстве обуви, буду платить именно столько. А может и больше. Тоже – когда как. Но меньше точно не будет.

Мальчик стоял и смотрел на Вилема.

– Да я же ничего не умею.

– Можешь мне поверить, что сложно тебе не будет. Я покажу и объясню тебе то, что непонятно. Более того, много мозгов для этого дела не нужно.

Парнишку звали Петер. А он и не знал. Отца Вилема звали так же.

Оказалось, что Петер очень способный мальчуган, потому как все, что ему показывал Вилем, тот делал так, словно уже умел и до этого.

Вилем удивлялся:

«Вот какие бывают люди! Талант от природы. И что самое интересное, пока не попробуешь – не узнаешь. Так и получается, что каждый человек имеет свой особенный талант. Да просто не все знают, что у них к чему-то эта способность имеется. Может и у меня талант к чему-то имеется? Может я был бы прекрасным учителем? Хм, либо же гончаром или скульптором? А может вообще чиновником! – сам с себя посмеялся, и продолжил размышлять, – Да, мне вот нужно было учиться около года, чтобы более-менее делать обувь. А Петер уже видно, что через несколько месяцев не хуже меня шить будет. Стоит поглядеть вокруг! Сколько работников, которые делают разную работу. Конечно, они делают ее хорошо, имея достаточный опыт в ней. Это можно назвать ремеслом. Да вот жаль их; тех, кто просто работает, потому что это его работа. Большинство ведь и не знает, какой талант они имеют. Или же знают, да только что и делают, как закапывают его…».

Вилем смотрел на Петера и ясно видел, что из него вырастет прекрасная личность. Не мог точно сказать, какую стезю выберет, но точно знал, что будет достойным человеком.

Во время рабочего дня Петер что-то начинал рассказывать о своей жизни, делился. Вилем же терпеливо выслушивал, иногда поддакивал, комментировал. Вилем поначалу чувствовал к Петеру жалость, потому как это было дитя, которое в своей жизни не видело ничего доброго: лишь постоянно пьяный в стельку отец, который по вечерам приходил и колотил мать. А та только и плакала да била Петера. Но потом понял, что жалость – это чувство не доброго, а именно слабого человека. Чего жалеть-то? Это поможет? Да. Поможет еще больше убедиться в своей неполноценности. А принесет ли пользу человеку, которого жалеют? Ответ очевиден.

Вилем узнал, что мать мальчика умерла от чахотки еще четыре года назад, а отца посадили в тюрьму в том же году. Он украл трех или четырех гусей, а потом еще и полицейского избил. Как он там – неизвестно. Да и Петер, как он признался Вилему, не хотел бы этого знать.

Петеру было всего двенадцать лет, и даже серое существование не смогло вытеснить из него светлый внутренний мир. Он был словно ангелок! Большинство ребят одного с ним возраста уже воровали что-то – тем и жили. Поскольку у многих также не было родителей, а у других были, но пьяницы, да жили настолько бедно, что себя не могли прокормить, а ребенка и подавно.

Вилем все дивился, как Петеру удалось не ввязаться в такую компанию, ведь опуститься в таком возрасте легче всего, когда ты наиболее восприимчив к влиянию старших: к их авторитету, силе. Да и чувство безответственности и свободы настолько сладко, что трудно ему не поддаться.

Жил он у своей старенькой бабушки, и чем мог, тем ей помогал. Друзей не имел, но был у него добрый товарищ толстяк. Сосед из дома напротив. Там жила семья ортодоксальных евреев. Родители запрещали толстяку проводить на улице много времени. Если бы разрешали, то они могли бы быть прекрасными друзьями. Отец принуждал его часами играть на скрипке и изучать латинский и французский языки. Готовили с детства к университету. Сам же отец владел колбасным магазином. Толстяк иногда приносил Петеру разные гостинцы, что очень спасало его; особенно раньше, когда он не мог найти себе постоянную работу. Потому как бабушке едва хватало денег на жизнь, она торговала овощами и зеленью на местном базаре.