Бертран Рассел - Завоевание счастья

Коротко объяснить, чем ценна любовь, непросто; тем не менее я предприму такую попытку. Любовь следует ценить в первую очередь за то – и это крайне важно для всего остального, хотя перед нами отнюдь не главная ценность, – что она дарует восторг.

Анонимный автор этих строк не искал спасения от атеизма или ключа к мирозданию; он просто радовался жизни. При этом любовь не только источник радости; ее отсутствие служит источником боли. Во-вторых, любовь следует ценить потому, что она усугубляет наилучшие удовольствия жизни, такие как музыка, восход солнца в горах или вид моря в свете полной луны. Мужчина, который никогда не наслаждался красотой в компании женщины, которую он любит, не в состоянии познать до дна ту магическую силу, которой исполнена природа. Опять-таки, любовь способна разрушать твердую оболочку эго, ибо она является формой биологического сотрудничества, в котором эмоции партнера необходимы для реализации инстинктивной цели. В мире в разные эпохи возникали единичные философские учения на сей счет, благородные и не слишком-то благородные. Стоики и ранние христиане верили, что мужчина может достичь высочайшего идеала самостоятельно – или, во всяком случае, без помощи других людей; были и те, кто воспринимал власть как основную цель жизни, а также те, кто ратовал за простые личные удовольствия. Все эти учения можно считать единичными в том смысле, что они предполагают возможность персонального счастья каждым человеком по отдельности, а не внутри большого или малого сообщества. Подобные взгляды, как мне кажется, являются ложными, не только с позиций этической теории, но и как выражение лучшей части наших инстинктов. Человек зависит от сотрудничества, а природа наделила его (этого никто не станет отрицать) инстинктивным аппаратом, пусть и не очень-то удачным, из применения которого может возникнуть дружелюбие, необходимое для сотрудничества. Любовь – первая и наиболее распространенная форма эмоции, ведущей к сотрудничеству, и те, кто испытал любовь (какой угодно насыщенности), вряд ли довольствуются философией, призывающей достигать идеала без участия любимого человека. В этом отношении родительские чувства еще сильнее, но родительские чувства ведь являются результатом любви между родителями. Я вовсе не утверждаю, что любовь в ее высших проявлениях распространена повсеместно, но я утверждаю, что в этих проявлениях она раскрывает ценности, которые иначе должны оставаться тайной, и сама обретает ценность, неподвластную осуждению скептиков, хотя скептики, которые на нее не способны, ложно приписывают собственную неспособность своему скептицизму.

Теперь перейдем к тому, что у мистера Кратча нашлось сказать относительно трагедии. Он утверждает – и здесь не могу не согласиться, – что «Привидения» Ибсена уступают «Королю Лиру». «Ни большая выразительность, ни несомненный дар складывать слова не способны превратить Ибсена в Шекспира. Основа, из которой последний создавал свои творения, – его представления о человеческом достоинстве, присущее ему ощущение важности человеческих страстей и широты человеческой жизни, – просто невозможна для Ибсена, поскольку это было невозможно и непредставимо для современников Ибсена. Бог, Человек и Природа – все так или иначе утратило свою значимость за прошедшие столетия, и не потому, что реалистическая мысль современного искусства побудила нас выводить на сцену посредственных героев, а потому, что сама наша жизнь стала низменной и мелкой вследствие тех же процессов, что привели к появлению реалистических теорий искусства, оправдывающих сегодняшние воззрения». Старомодные трагедии о принцах и их страданиях совершенно не соответствуют нашей эпохе; однако если речь будет идти о некоем абстрактном человеке, мы отнесемся к его переживаниям с б о льшим сочувствием. Причина заключается, впрочем, не в том, что мы снизили планку, а как раз наоборот. Старый канон, когда считалось, что есть особенные значительные люди, имеющие право на особенные трагические страсти, и есть все остальные, существующие лишь для того, чтобы подчеркивать их великолепие, нынче не в моде. Напомню слова Шекспира: