Сью Придо - Жизнь Фридриха Ницше [litres]

Ницше остался на восемь дней и снова был единственным гостем. Однажды вечером он прочитал свою статью о дионисийском начале, после чего состоялось обсуждение. Другим вечером Вагнер читал либретто «Нюрнбергских мейстерзингеров». Козима записала, что они с Ницше ощутили самые возвышенные чувства, когда Ганс Рихтер только для них двоих сыграл музыку из «Тристана и Изольды». Они обсудили сравнительные достоинства Э. Т. А. Гофмана и Эдгара Аллана По и сообща признали глубину идеи смотреть на реальный мир как на спектр, что, по словам Шопенгауэра, свидетельствует о способности к философии. Однажды стояла такая холодная погода, что Ницше был просто счастлив, когда вся семья по-домашнему вторглась в его «Комнату для размышлений» – Denkstube . Это было самое теплое помещение в доме. Они читали и разговаривали вполголоса, чтобы не отрывать профессора от работы, – это наверняка ему очень льстило.

В канун нового, 1871 года он уехал обратно в Базель. Ницше наконец принял решение, что делать с потерей интереса к филологии и растущим интересом к философии. В январе он написал еще одно длинное письмо к президенту образовательного совета [22], обратившись к нему с необычным предложением – перевести его на кафедру философии, которая как раз освободилась. Его же место на кафедре филологии мог занять его друг Эрвин Роде. Роде и Ницше вместе учились у Ричля в Бонне и Лейпциге, но поскольку у Ницше не было должного философского образования, а Роде был всего лишь приват-доцентом (приглашенным лектором) в Кильском университете, то руководство не восприняло такое предложение всерьез. При мысли о необходимости вернуться к преподаванию филологии Ницше впал в какую-то духовную нарколепсию. Весь январь он чувствовал себя плохо. Врачи настаивали на полноценном отдыхе в теплом климате. К нему приехала сестра. Для поправки здоровья они отправились в Итальянские Альпы. «В первый день, – писала Элизабет, – мы добрались только до Флюлена, потому что дилижанс, движение которого было задержано сильнейшими снегопадами на целых две недели, мог возобновить регулярное сообщение лишь на следующий день. В отеле мы встретили Мадзини, который под вымышленным именем мистера Брауна путешествовал в компании какого-то молодого человека». Джузеппе Мадзини был товарищем Гарибальди. Он был приговорен к смерти в своей стране и большую часть изгнания проводил, пытаясь придумать, как сделать из Италии объединенную республику. Как и многие республиканцы и анархисты со всего мира, Мадзини нашел убежище в Лондоне, откуда планировал вторжение в Италию и ее захват всеми политическими эмигрантами. Пламенная обычно революционерка Джейн Карлайл поспешила отказаться от идеи под предлогом склонности к морской болезни, но больше никто не возразил. Планировали отправиться из Англии на воздушных шарах – практичный способ управлять ими был как раз изобретен. Мадзини не без оснований полагал, что подобная кампания повергнет в ужас Бурбонов, тиранящих Италию [23].

«Этот благородный беглец, – продолжала Элизабет, – сгорбленный годами и печалью, вынужденный возвращаться в любимое отечество лишь тайно и под чужим именем, показался мне удивительно занятной фигурой. Все путешествие через Сен-Готард в небольших санях всего лишь на два человека прошло при такой дивной погоде, что мрачный пейзаж и зимняя бело-сине-золотая палитра показались нам невыразимо прекрасными. Интеллектуальное товарищество Мадзини, который охотно присоединялся к нам обоим на всех остановках, а также инцидент, который ужаснул нас, когда мы спускались по зигзагообразной дороге, ведущей с ошеломительных высот Сен-Готарда в долину Тремола, как будто на крыльях (маленькие сани, ехавшие прямо перед нами, вместе с пассажирами, кучером и лошадью упали в 60-метровую пропасть. К счастью, благодаря глубокому мягкому снегу никто не пострадал), – благодаря всему этому поездка приобрела особенное и незабываемое очарование. Следующая фраза из Гёте, которую Мадзини постоянно цитировал со своим иностранным акцентом молодому сопровождающему, стала с тех пор любимым жизненным принципом для меня и брата: Sich des Halben zu entwöhnen und im Ganzen, Vollen, Schönen resolut zu leben [ «Отринь компромиссы и живи безбоязненно полной и прекрасной жизнью»]. Прощальные слова Мадзини очень нас тронули. Он спросил, куда мы направляемся. Я ответила: “В Лугано, который, по всем приметам, подобен раю”. Он улыбнулся, вздохнул и сказал: “Молодым рай повсюду”» [24].