Франсуа Федье - «Мир спасет красота». В России

Значит, это Всё абсолютно непредставимо в перспективе суммирования, через прибавление одних элементов к другим. Значит, мы сталкиваемся здесь с феноменом совершенно особой природы, весьма отличным от всех феноменов, которые обычно считаем возможным приводить как примеры совокупности 26. Я привлекаю ваше внимание к связи между только что сказанным и онтологическим различием, о котором шла речь ранее.

Но к только что сделанной ремарке необходимо добавить вопрос, который окончательно очертит ее границы: способны ли мы понять, почему перевод аристотелевского καθόλου с греческого на латынь влечет за собой ту девальвацию, о которой мы говорили? И здесь снова можно указать на один из хуже всего понятых моментов учения Хайдеггера.

Широко распространено мнение, что Хайдеггер именно перевод на латынь греческой мысли винил в снижении уровня [мышления], что явилось главной приметой так называемого «забвения бытия». Не постесняюсь назвать это мнение карикатурой и даже просто глупостью. Истина — прямо противоположная этой нелепости — вот в чем: искажение греческой мысли произошло не потому, что римляне перевели на латынь греческие термины, которые [к тому времени] исказила сама греческая мысль. А потому, что римляне, предприняв перевод, не остались верными духу языка оригинала, — или, может быть, даже еще яснее: потому что не имели мужества или дерзновения выискать всё, что в их латинском языке врожденным образом соответствовало тому, что греческие мыслители — конечно, мастерски — выявили в своем, греческом, языке. Другими словами: вина римлян в том, что они наивно полагали, будто должны идти на выучку к грекам, не понимая, что по-человечески невозможно пойти на выучку к кому-то, сэкономив при этом на первоначальном обучении, требующем раскрыть сколь возможно яснее свою собственную народность 27.

Не случайно нам здесь приходится употребить слово Гёльдерлина. «Popularität» у него, слово характерно латинское, следует понимать как потенциальную связь каждого народа со Все-целым, что, собственно, и означает καθόλου у Аристотеля. Римская вина (имеющая исторический масштаб, если даже не «историальный»), таким образом, в первую очередь есть вина перед римской народностью. Это замечание не имело бы никакого смысла, если бы мы сами не оказались в симметричном положении. Всё наше понятие о «культуре» основано на противоречии, зачинателями которого были римляне: на представлении, будто обрести некое знание можно через присвоение 28, как будто знание — это какое-то наличное имущество, которое достаточно просто перенести на новое место. Тогда как на самом деле это значит: найти в недрах собственной народности то, что прежде всякого приобретения соответствовало бы приобретаемому извне.

В вопросе, занимавшем нас с нашего первого семинара, вопросе относительно понятия тоталитаризма, я теперь могу яснее сформулировать то единственное, что хочу вам сказать. Хайдеггер на всем протяжении проложенного им пути постоянно напоминает, в виде четкой формулировки, что должно быть приобретением философии как метафизики, в ее наиболее завершенной форме (то есть в кульминации, которой является мысль Аристотеля). Итак, философия, повторяет он, это знание, рассматривающее das Seiende als solches im Ganzen 29.

Мы привыкли переводить: «Сущее как таковое в совокупности» 30. В течение ряда лет я указывал — но этого до сих пор не принимали во внимание, несомненно, потому, что я не сумел высказать достаточно ясно — что этот перевод очень сбивает с толку. Поэтому я возвращаюсь к этому сегодня, требуя полноты вашего внимания: это выражение, «im Ganzen», которым переводится греческое καθόλου, нельзя на наших романских языках передавать словом «совокупность». Ибо «совокупность» — именно то слово, в которое вписан разрыв, все более необратимо удаляющий западную мысль от того, что имел в виду Аристотель под термином καθόλου. И мое предложение в том, чтобы переводить выражение «im Ganzen» как «en entier», в целом 31.

Философия есть знание, которое рассматривает сущее как таковое в целом. Das Ganze, die Ganzheit — во всяком случае, у Хайдеггера, коль скоро это слова его родного немецкого языка, — следует переводить не исходя из нашей идеи совокупности, но из идеи цельности (entièreté) 32. Это слово существует в старофранцузском. Я бы очень удивился, если бы оно отсутствовало в вашем итальянском языке. Ибо просто невозможно, чтобы язык не знал, в той или иной форме, этого отношения к целому, являющегося приметой бытия всего что ни есть человеческого.