К. Лоренц отмечал, что генеалогическое дерево искони изображалось растущим сверху вниз. С этим связана и сама этимология слова «происходить» (по-латыни – descendere ), буквально означающего «нисходить, опускаться». «До Дарвина от внимания людей ускользало, что древо жизни растёт не сверху вниз, а снизу вверх» [Лоренц 2008, с.268].
Вечное «нисхождение» от великих предков к убогим потомкам причудливо встраивалось в статическую картину мира. О том, насколько прочной она оставалась в науке о живой природе, красноречиво свидетельствуют рассуждения основоположника биологической систематики К. Линнея. Он был настолько убеждён в неизменности всего «произведённого Совершеннейшим Существом», что по аналогии с видами классифицировал и человеческие расы, включив в перечень видовых (!) характеристик особенности темперамента, политического устройства, одежды и украшений4.
С началом палеонтологических исследований на стыке XVIII и XIX веков представление об исторической неизменности живого мира было развенчано, так как выяснилось, что в прошлом существовали животные и растения, отсутствующие в современной природе. Отец палеонтологии Ж. Кювье выдвинул биологическую «теорию катастроф»: прежде природа была обильнее и многообразнее, но геологические катастрофы приводили к последовательному вымиранию видов. Бескомпромиссный консерватор, впервые предметно доказав нестационарность общего состава биосферы, вопреки собственной воле оказался «одним из творцов эволюционной теории» [Берг, Ляпунов 1968, с.6].
К тому времени мысль об эволюционной изменчивости путём борьбы за существование и естественного отбора была на слуху. Она восходит к философскому учению Г.В. Лейбница, которое, впрочем, ещё представляло собой утончённую версию консервативно-циклической картины мира. Развёртывание изначально заложенного содержания каждой монады исключало формирование подлинно новых качеств, хотя сам философ и его приверженцы в биологии допускали филогенетическое совершенствование видов и даже ограниченное влияние среды. Уже Ж. Бюффон, современник Линнея, активно разрабатывал частные замечания Лейбница об изменчивости видов и ясно выразил мысль о борьбе за существование; поэтому его иногда считают основоположником биологического эволюционизма [Osborn 1929]. Несколько позже Э. Дарвин (дед Ч. Дарвина) высказал оригинальную идею наследования приобретенных признаков, а Ж.Б. Ламарк – самый последовательный и бескомпромиссный эволюционист додарвиновской эпохи – уверовал в неё до того, что вовсе отрицал реальность видов.
Теорию Ламарка подхватили его младшие современники И.В. Гёте, П. Кабанис и Ж. Сент-Илер. Однако она не имела ещё внятных эмпирических оснований и справедливо оценивалась респектабельными учёными как спекуляция. Историк биологии В.В. Лункевич [1960] рассказывает, как молодой самоуверенный император и академик Наполеон Бонапарт довёл до слёз седого профессора Ламарка, публично отчитав его и отказавшись даже взять в руки подаренную автором книгу. После смерти Ламарка на заседании Французской Академии Кювье профессионально и в блестящем полемическом стиле разгромил его молодых последователей, доказав, что изменчивость органических форм – такая же вздорная выдумка, как наследование приобретённых признаков.
Наконец, в 1854 году Р. Клаузиус сформулировал законы (начала) термодинамики, второй из которых гласит, что все физические процессы сопровождаются ростом энтропии. Соответственно, «прослеживая время в прошлое, мы находим всё большую и большую организацию в мире. Если мы не остановимся раньше, то дойдём до такого момента, когда материя и энергия имели в мире максимум возможной организации» (А. Эддингтон, цит. по [Мелюхин 1958, с.29]). Физики вынесли окончательный вердикт: прогрессивное развитие иллюзорно, так как противоречит законам природы.
Между тем общественное настроение всё более склонялось к идее прогресса. В её пользу свидетельствовал и насыщенный поток вновь открываемых фактов, так что во второй половине XIX века поступательное развитие природы и общества превратилось из философской спекуляции в совокупность эмпирически фундированных теорий. Это происходило на фоне растущего экономического благополучия, качества жизни, напряжённого (стимулированного классовыми конфликтами) совершенствования демократических институтов и трудового законодательства, обеспечившего, в частности, вертикальную мобильность, и – что немаловажно – значительного ограничения военных столкновений внутри Европы.
Читать дальше