Анатолий Луначарский - Христианство или коммунизм (дипут)

14

Перевернув эту страницу и заглянув немного далее, я хочу остановиться на некоторых чертах христианского революционного коммунистического движения в XVI веке. К этому времени накопилось много жгучего недовольства в обществе (в особенности в Германии, но эти движения потрясли в большей или меньшей степени и другие страны). Во-первых, рост денежной системы, рост рынка побудил помещиков, представлявших собою главных владельцев тогдашнего мирового имущества и труда, перейти к чрезвычайно жесткой форме эксплуатации крестьян.

Дворянин всегда эксплуатировал крестьянина, но предел его жадности был положен аппетитами его самого, его семьи и дружины, а когда он стал продавать продукты крестьянского труда и менять их на деньги, которых никогда ие было достаточно человеку, то, конечно, жадность его развернулась беспредельно, и товарное хозяйство заставило помещика еще сильнее нажать на пресс, давивший крестьянство. Это вызвало массовое крестьянское разорение и не только недовольство среди обедневшего крестьянства, но и выделение из деревни значительного количества выбитых из крестьянского хозяйства лиц, уходивших в город. Ремесленные города вынуждены были даже огородить себя, чтобы в поры их не набилось слишком много этого отброса— тогдашнего пролетариата из разорившейся деревни. Но часть этого пролетариата проникла в горную промышленность, начавшую развиваться, а также а среднюю по-нынешнему и крупную по-тогдашнему текстильную индустрию; кроме того, выросли некоторые ремесла, в роде обработки металлов. Словом, стали возникать и капиталистические предприятия, основанные на наемном труде. Само собой разумеется, что положение пролетариев, положение учеников ремесленных цехов, которые к тому времени тоже стали превращаться в пролетариев, сильно ухудшилось. Цехи стали разрешать мастерам держать помногу учеников, ученики больше не переходили в категорию подмастерьев и до седых волос оставались учениками — повторяю, положение их сильно изменилось. Все это создало большие массы недовольных пролетариев и полупролетарского элемента, и когда вспыхнула тогдашняя великая революция, т.-е. революция крестьянская, то и пролетариат был в эту революцию вовлечен. Он был не только вовлечен в нее, но, как более организованный и более решительный класс, стал во многих отношениях во главе крестьянского движения.

Центральной религиозной формой, в которой выявилось тогдашнее пролетарское движение, был анабаптизм. Это было крайнее выражение реформации, оно отвергало все формы религиозных верований, которые могли бы в какой-либо мере способствовать укреплению и оправданию позиции богатых. Анабаптисты и, в особенности, левые секты их стали обеими ногами на почву евангелия в его социалистических частях. Они стояли на той точке зрения, что должна быть прекращена война, нера-

15

венство людей между собой; что люди должны установить настоящую правду Христову на земле. Но, по правде сказать, хотя и возникало иногда острое движение, истерическое ожидание прихода Христа — со дня-на-день, но не даром прошло 1 600 лет, и это ожидание Христова пришествия не занимало такого уверенного места в их миросозерцании. Они готовы были себе помочь в этом деле. Они говорили: «те, кто услышал вновь воскресшее евангелие, те, кто прошел вторичное крещение, те должны работать в пользу бедных, в смысле установления царства равенства.

Каким оружием? Во весь первый период развития анабаптизма мы видим абсолютно толстовский подход к этому, настолько, что можно толстовство считать ветвью германского и швейцарского анабаптизма. Говорят о том, что ни в коем случае нельзя сопротивляться злу: если тебя бьют, подставляй другую ланиту. Именно, только самопожертвованием,—тем, что ты будешь как «агнец перед стригущим его безгласен», ты приобретешь свободу; только словом и мученичеством проповедуя имя Христово и правду Христову. Но дело пошло социально не так, как ожидали анабаптисты. Их били по правой ланите, они подставляли левую, их били по левой, а затем опять по правой, а затем начинали их колесовать, четвертовать, погружать в кипяшую смолу или заливать рты кипящим свинцом и т. д., одним словом предавались издевательскому и варварскому истреблению всех центров и всех ветвей этой секты, в которой богатые люди сразу увидели опаснейшее для себя проявление социального протеста. Но так как мы имеем дело с пролетариатом уже в некоторой степени промышленным, с пролетариатом, ученичеством и т. д. в некоторой степени вооруженным, да еще опирающимся на крестьянские бунты, с крестьянской платформой и знаменитыми «башмаком» и «красным петухом» в помещичьих усадьбах, — то очень скоро анабаптисты переходят к тому, что надо сопротивляться. Наиболее энергичные люди из секты заявляют: «господь с нами и даст нам победу. Перекрестись и во имя любви к ближнему твоему опояшись мечом, потому что иначе ясно, что эти волки пожрут стадо Христово и, может-быть, ко времени пришествия Христа останется только поле, усеянное костями». Поэтому возникли бурные военные сопротивления давлению властей, разразившиеся первой Коммуной, — Коммуной странной, сумбурной, пестрой, захватывающе интересной, до сих пор недостаточно исследованной, дольше продолжавшейся и, я бы сказал, даже более драматичной, чем Парижская Коммуна, — Коммуной Мюнстерской. Этот город оказался во власти пролетариата и мелких ремесленных людей, во главе с бродячим актером Иоанном из Лейдена, и сопротивлялся громадной армии господ в течение одиннадцати месяцев с величайшим героизмом и единодушием, введя у себя военный коммунизм и полное единство имущества и, как иногда иронически говорят, общность жен или многоженство. На самом деле это означало, что женщин