Виктор Гидиринский - Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Продолжая тему, подчеркну, что психологический рычаг, которым эффективно оперирует наша литература, далеко не единственный. Суть этого рычага представляется как стержневая философско-художественная ориентация мыслителей России: русские философы и русские литераторы, писавшие о России, русской идее и русском народе, избегали традиционной апологетики и восторженных дифирамбов. Они пронизывали свои творения свойственным русской культуре истинным духовно-историческим патриотизмом. Патриотизм в том доминирующем смысле, о котором уже упоминалось: любовь к Родине, почитание великой русской идеи и выход на ее содержание – неразрывно, намертво завязан на органическом сплаве грехов России, ее ошибок, просчетов и заблуждений с их осознанием, а также с непрерывными (личностными) сомнениями и страданиями по поводу грехов отечества.

Вот лишь некоторые примеры. В «Письме к П. Я. Чаадаеву» (19 октября 1836 г.) Пушкин писал, что он далеко не в восторге от того, что видит вокруг себя. «Как литератора – меня раздражают, как человека с предрассудками – я оскорблен, – но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменять отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал» [250].

«Общим фундаментом политического мировоззрения Пушкина, – писал С. Л. Франк (1877–1950), – было национально-патриотическое умонастроение, оформленное как государственное сознание…Пушкин был одним из тех… людей, который остался верен идеалам своей. юности – идеалом поколения, в начале жизни пережившего патриотическое возбуждение 18121815 годов» [251].

Весьма характерно еще одно воспоминание С. Л. Франка: «В 1832 г. Пушкин выразился. что он принадлежит к "озлобленным людям, не любящим Россию"…» [252]Это свое заявление Пушкин прояснил в знаменитой «Деревне» (1819). Он не просто приветствует «пустынный уголок, приют спокойствия, трудов и вдохновенья», но обращается к России с любовью и верой в нее, а свою озлобленность адресует реальным враждебным силам России. Точнее, это то самое сочетание любви к России и осознание ее тяжких грехов, о чем речь шла выше:

Истинный патриотизм как сочетание веры в Россию, в русскую идею, любви к Отечеству и субъективно-личностное осознание социальных грехов и ошибок как своих собственных, нетерпимость к ним стали свойственны многим литератором России. Для них Россия и национальная российская идея оставались всю жизнь ведущим принципом их творчества.

Вот еще два примера. М. Ю. Лермонтов накануне отъезда в ссылку (на кавказскую войну) не мог скрыть боль и стыд за Россию. Многим известны эти трагические строки:

Вероятно, найдутся читатели, склонные думать, что гневный акцент поэта – всего лишь реакция на личные превратности судьбы. Однако Лермонтов – автор знаменитой «Думы», в которой боль за Россию и любовь к ней слиты воедино, а также автор стихотворения «Родина». Это стихотворение начинается весьма симптоматично: «Люблю Россию я, но странною любовью!…» Сам Лермонтов как бы объясняет «странность» своей любви:

Поэт свою «странную» любовь к Отечеству передает через любовь к природе – символически:

Как и у Пушкина, идиллические картины эти не могут скрыть боль, стыд поэта за Россию. В своей «Думе» боль за Россию поэт обращает уже к ее будущему, к ее судьбе. Эсхатологическая направленность «Думы» не умаляет, а, наоборот, усиливает любовь к Родине: