Артемий Магун - «Опыт и понятие революции». Сборник статей

Я отнюдь не претендую здесь на полноту описания интеллектуальной ситуации в советском и постсоветском обществе ни в ее вершинных достижениях, ни в массовых настроениях. Однако упоминания нескольких знаковых фигур и текстов, думаю, достаточно, чтобы обратить внимание на очевидную консервативную тенденцию позднесоветского и постсоветского общества, проявляющуюся там, где мы вроде бы и не ожидаем ее увидеть, — в среде “либеральной” интеллигенции, которая рукоплескала падению авторитарного советского режима, голосовала за Ельцина и за “Демократический выбор России”.

Mutatis mutandis , эта тенденция сохраняется и сегодня, порождая идеологические констелляции, необычные и непонятные для современного идеологического сознания на Западе и во всем мире. Так, либеральные оппоненты власти — например Юлия Латынина, Андрей Илларионов (сотрудник Института Катона!), Владимир Буковский — занимают одновременно позиции, которые на Западе являются нишей радикальных правых (безоговорочная поддержка Израиля и американской интервенции в Ираке, подозрительность по отношению к мигрантам из исламских стран в Западной Европе и так далее). Либеральная партия, выступающая против национализма, за (умеренную) демократизацию режима, называется “Союз правых сил” (или “Правое дело”), а “левой” называется шовинистическая социально-консервативная “Коммунистическая партия”. При этом массовая гуманитарно-научная интеллигенция, пережившая период нищеты и либеральной переориентации (на Поппера и Ростоу), а сегодня возвращенная на кафедры, но отрезанная от западной научной дискуссии, зачастую производит умопомрачительные компоты из “синергетики” (натуралистической концепции общества как кибернетической “системы”), Гумилева, Хантингтона и Ильина, разбавляя их Негри, Бодрийяром и Делёзом и обращая получившееся против постмодернизма, нигилизма и гомосексуализма как кризисных симптомов в культуре [23] Типичный пример подобной дезориентации: я присутствовал на защите одного диплома, где книга Наоми Кляйн “No Logo” использовалась как апологетический учебник маркетинга, а в возникшей дискуссии ряд коллег, согласившись с дипломником, подтвердили, что критическую часть этой книги лучше в данном случае пропустить. .

Эта дезориентация — результат не только нечувствительности к борьбе идей, характеризующих современность, но и парадоксальности произошедшей в 1980-е и 1990-е консервативной революции [24]. Но в то же время не надо забывать, что движущей социальной силой перестройки как революции был советский “средний класс”, то есть вновь возникшая буржуазия, выработавшая скромный, но стабильный стандарт комфорта и просвещенческие либертарные ценности, противопоставленные плебейски ориентированному государству. Буржуазия — своеобразный, двойственный класс, который колеблется по своему образу жизни между демократизмом (статус и свобода) и консерватизмом (мирный комфорт частной жизни на даче). И в этом смысле любая буржуазная революция отчасти консервативна. Она терпит поражение и кончается термидором просто в силу того, что революционная практика буржуазии противоречит ее же миролюбивым ценностям и быстро выдыхается, а стремление рационализировать управление и создать правительство экспертов загоняет ее в зависимость от военно-полицейских, нелиберальных элит.

В заключение необходимо сказать несколько слов об интенции данной статьи. Во-первых, как уже сказано во введении, не существует “объективной”, то есть независимой от точки зрения, карты идеологий. Идеологии отражаются друг в друге — и в том смысле, что заимствуют элементы друг друга, и в том смысле, что по-разному предстают с позиций других идеологий. Точка зрения автора данной статьи — “левая”, то есть в широком смысле революционно-демократическая. И хотя в статье авторская идеология не обсуждается (о моих конкретных политических взглядах можно узнать из других работ), она присутствует в ней в качестве горизонта интерпретации. Именно с этой точки зрения бросаются в глаза консервативные черты российского либерализма.

Во-вторых, я отнюдь не морализирую, не выступаю с доносом, адресованным “просвещенному” Западу и не хочу сказать, что консерватизм — это нечто однозначно “плохое” или, как минимум, архаичное. Консерватизм — одна из формообразующих идеологий позднего Нового времени. Это традиция, к которой принадлежали такие замечательные мыслители, как, например, Федор Достоевский, Карл Шмитт, Лео Штраус и другие. Конечно, в этой традиции есть достаточно неприятные тенденции, а именно: антипатия к демократии и революции, репрессивное отношение к бунту и к негативности вообще. Но есть в ней и привлекательные черты: например критика рассудочного рационализма и механицизма, присущих либеральной идеологии. Конечно, мне представляется для современной России более ценным и перспективным демократическое развитие; резкие административные перемены (можно ли называть их “модернизацией”?), необходимые, в частности, для победы над коррупцией; подключение масс к активной политической жизни; сохранение и развитие традиций коллективизма (с последним, впрочем, классический — не российский — консерватизм мог бы согласиться). Но главный пафос статьи не в этой полемике, а в призыве к политической и идеологической ориентации . В координатах, ограниченных только Россией и только последними двадцатью пятью годами, возникает парализующая путаница. У нас до сих пор “левой” называется ультраконсервативная КПРФ, а отождествление либерал-демократии — борющейся с авторитаризмом! — с “правой” стороной политического спектра кажется само собой разумеющимся. Стоит ли удивляться, что в схватке консерваторов с консерваторами выигрывают… консерваторы, а столкновение оппонентов, не осознающих своей близости, усугубляет застойные явления в общественном сознании. Более того, “смешанные” формы идеологии не понимают в данном случае своей смешанности, не видят внутренних противоречий между смешивающимися идеологиями, не обсуждают их, не ищут творческого синтеза в мировом, универсальном контексте (российский клубок противоречий может быть распутан только исходя из международной ситуации). Таким образом, противоречия остаются бессознательными и поэтому могут проявиться в эксцессивной форме. Симптомом консервативно-либерального общества в ситуации, когда очередные попытки “либеральной” реформы в руках консерваторов потерпят крах, может, не дай Бог, стать настоящая консервативная революция — то есть фашистское движение, которое постарается предъявить либералам их скрытую повестку дня.