Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн - Формы жизни

Похоже, что теория семейных сходств является вполне реалистической.

Одним из следствий этой теории является выраженное в ФИ представление о том, что семантическое целое не равно сумме его частей. Этот принцип Витгенштейн демонстрирует на знаменитом примере со шваброй:

60. Когда я говорю: «Моя швабра стоит в углу», — то о чем, собственно, это высказывание — о палке и щетке? Во всяком случае, его можно было бы заменить другим высказыванием о положении палки и положении щетки. А ведь это высказывание — более детально проанализированная форма первого. — Но почему я называю его «более детально проанализированным»? — Ну, если швабра находится там, то ведь это значит, что там же должны быть и составляющие ее палка и щетка, причем в определенном положении друг к другу. И смысл первого предложения предполагал это как бы в скрытом виде. В проанализированном же предложении это выражено явно. Так что же, тот, кто говорит, что швабра стоит в углу, по сути, имеет в виду следующее: там находятся палка и щетка и палка воткнута в щетку? — Спроси мы кого-нибудь, действительно ли он так думал, он, по всей вероятности, ответил бы, что совсем не думал о палке и о щетке порознь. И это был бы верный ответ, ибо он не собирался говорить ни о палке, ни о щетке в отдельности. Представь, что вместо «Принеси мне швабру!» ты говоришь кому-то «Принеси мне палку и щетку, в которую она воткнута!». — Не прозвучит ли в ответ на это: «Ты просишь швабру? Почему же ты так странно выражаешься?» […] — Конечно, швабра будет сломана, если отделять палку от щетки; но следует ли из этого, что приказ принести швабру тоже состоит из соответствующих частей? [Витгенштейн 1994: 108–109].

Этот фрагмент ФИ характерен не только в смысловом плане, но и неповторимым витгенштейновским стилем, который появляется в его поздних работах. Эти воображаемые диалоги, сценки, вопросы, которые остаются без ответов. Между тем, речь здесь идет о весьма фундаментальных вещах, о принципах пропозициональной логической семантики. Классическая семантика Фреге и раннего Витгенштейна считала, что объект должен иметь одно значение и много смыслов. Палка, воткнутая в щетку, это перефрастическое описание значения «швабра». Витгенштейн ставит под сомнение этот фундаментальный принцип, поверяя его своим основным принципом в данной работе — принципом употребления. Если употребление «Принеси мне палку, воткнутую в щетку», кажется нелепым, значит это выражение не может служить одним из перифрастических смыслов значения «швабра». Вот в чем пафос этого замечательного примера. Витгенштейн покидает пределы пропозициональной семантики, строя свою новую семантику языковых игр. В ней все смыслы одного значения (с точки зрения пропозициональной семантики) становятся самостоятельными значениями, так как входят в различные языковые игры. Можно представить себе языковую игру в духе Витгенштейна, где нужно будет называть вещь не прямо, а каким-то косвенным образом. Где, например, будут такие предложения, как «Принеси мне маленькую острую стальную вещицу, с помощью которой некоторые предметы можно из нерабочего состояния привести в рабочее». Имеется в виду иголка. Предложение «Принеси мне палку, воткнутую в щетку» примерно из такой языковой игры.

И вот, в соответствии со своими взглядами на значение как употребление, Витгенштейн строит концепцию философии как деятельности по прояснению того, что он называет грамматикой высказывания, то есть того, что реально означают слова в различных языковых играх. В этом смысле особенность философии позднего Витгенштейна состоит в том, что эта философия рассматривает язык, мир слов и предложений так, как в свое время классическая философия рассматривала реальность и ее проблемы. Поэтому философия ФИ и их последователей называется лингвистической философией. Метафизические философские проблемы были объявлены псевдопроблемами давно — в эпоху «Логико-философского трактата». Но тогда философская проблематика редуцировалась к анализу пропозиции, то есть к логике. Теперь она редуцируется к анализу обыденного языка, обыденной речи, поэтому поздняя философия Витгенштейна и его последователей называется также философией обыденного языка.

Исследовать грамматику высказывания Витгенштейн начинает опять-таки со своего любимого Августина, с его знаменитого высказывания о времени: «Что есть время? Когда меня никто не спрашивает, я знаю, что оно такое, но будучи спрошенным и желая пояснить спрашивающему, не знаю».