Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн - Формы жизни

В качестве обобщения своих идей о принципиальном различии языковых игр Витгенштейн формулирует знаменитую теорию семейных сходств значений слова. Вот как она звучит:

65. Здесь мы наталкиваемся на большой вопрос, стоящий за всеми этими рассуждениями. — Ведь мне могут возразить: «Ты ищешь легких путей! Ты говоришь о всех возможных языковых играх, но нигде не сказал, что существенно для языковой игры, а стало быть, и для языка. Что является общим для всех этих видов деятельности и что делает их языком или частью языка? Ты увиливаешь именно от той части исследования, которая у тебя самого в свое время вызвала сильнейшую головную боль, то есть от исследования общей формы предложения и языка».

И это правда. — Вместо того, чтобы выявлять то общее, что свойственно всему, называемому языком, я говорю: во всех этих явлениях нет какой-то одной общей черты, из-за которой мы применяли к ним всем одинаковое слово. — Но они родственны друг другу многообразными способами. Именно в силу этого родства или же этих родственных связей мы и называем все их «языками». Я попытаюсь это объяснить.

66. Рассмотрим, например, процессы, которые мы называем «играми». Я имею в виду игры на доске, игры в карты, с мячом, борьбу и т. д. Что общего у них всех? — Не говори «В них должно быть что-то общее, иначе бы их не называли «играми», но присмотрись, нет ли чего-нибудь общего для них всех. — Ведь, глядя на них, ты не видишь чего-то общего, присущего им всем, но замечаешь подобия, родство, и притом целый ряд таких общих черт. Как уже говорилось: не думай, а смотри! — Присмотрись, например, к играм на доске с многообразным их родством. Затем перейди к играм в карты: ты находишь здесь много соответствий с первой группой игр. Но многие общие черты исчезают, а другие появляются. Если теперь мы перейдем к играм в мяч, то много общего сохранится, но многое и исчезнет. […]

А результат этого рассмотрения таков: мы видим сложную сеть подобий, накладывающихся друг на друга и переплетающихся друг с другом, сходств в большом и малом.

67. Я не могу охарактеризовать эти подобия лучше, чем назвав их «семейными сходствами», ибо так же накладываются и переплетаются сходства, существующие у членов одной семьи: рост, черты лица, цвет глаз, походка, темперамент и т. д. и т. п. — И я скажу, что «игры» образуют семью [Витгенштейн 1994:110–111].

Вот такое радикальное, по-видимому, одно из самых радикальных решений относительно значения, которое принято в ФИ. Но ведь здесь ни слова не сказано о значении. Не сказано, но подразумевается именно оно. Значение — это употребление, а употребление, совокупность употреблений образует совокупность языковых игр. Посмотрим на конкретном примере, что имеет в виду Витгенштейн, говоря о семейных сходствах и корректна ли эта теория.

О том, что слово приобретает значение лишь в контексте предложения, Витгенштейн писал еще в «Логико-философском трактате» (еще одно доказательство преемственности этих двух произведений). Рассмотрим три выражения со словом «белый»:

белый человек

белая краска

белое вино

Ясно, что в первом случае речь идет о цвете совсем не в том значении, как во втором и в третьем случае. Белый человек (не негр) на самом деле вовсе не такого цвета, как белая краска. То же можно сказать и о белом вине (то есть не красном).

Однако и целые выражения, вступая в различные контексты (языковые игры), приобретают различные значения. В качестве примера приведем фрагмент из работы Нормана Малкольма, анализирующего значение выражения «Я знаю»:

Дочь смотрит телевизор, а поскольку ей следует сесть за пианино и заниматься музыкой, мать говорит: «У тебя завтра урок музыки». Дочь раздраженно отвечает: «Я знаю, что у меня завтра урок музыки».

При таком употреблении выражения «Я знаю» не подразумевается ни наличие доказательства, ни проницательность или компетентность говорящего в той или иной области, ни даже присутствие уверенности (субъективной или объективной). В данном случае «Я знаю, что р» равнозначно высказыванию «Не надо мне напоминать, что р» [Малкольм 1987: 247].

Но и целые предложения, входя в различные языковые игры, приобретают совершенно различные значения. Приведем пример из нашей книги [Руднев 1996]. Речь идет о предложении «Он пришел» в различных художественных жанрах. Так, если мы читаем детектив, «Он пришел» может означать, что кого-то ждали, чтобы убить, и «Он пришел» — сигнал к началу огня. В контексте бытового дискурса «Он пришел» может означать «Наконец-то, сколько можно опаздывать». В контексте мелодрамы «Он пришел» может означать либо невовремя появившегося мужа или, наоборот, долгожданного любовника. И так далее.