Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн - Формы жизни

Джон Райл оценил поступок Витгенштейна — переход с места профессора Кембриджского университета на место «аптечного носильщика» (нас, уже хорошо знающих предыдущие формы жизни Витгенштейна, этот поступок, конечно, не удивил), — и поэтому никому в госпитале не говорил, что новый санитар на самом деле является «известнейшим в мире философом». Правда, работая в госпитале, Витгенштейн жил и столовался вместе с медицинским персоналом, что одно могло уже навести на размышления об идентичности нового санитара, так как немедицинская часть обслуги госпиталя и обедала, и жила за его пределами. Вскоре, однако, его узнал госпитальный гематолог доктор Уотерфилд, который встречал Витгенштейна в Кембридже, в Клубе Моральных Наук. На его удивленное приветствие Витгенштейн зашипел: «Ради всего святого, не говорите, кто я такой!» Но вскоре практически все в госпитале уже знали, кто он такой, и называли его не иначе как «профессор Витгенштейн».

Работая санитаром, Витгенштейн оставался философом. По свидетельству жены Джона Райла, он разносил лекарства по палатам, а затем советовал пациентам не принимать их. Когда руководителя Витгенштейна по аптечным делам мистера Иззарда через много лет спросили, помнит ли он Витгенштейна, он сказал: «Конечно, отлично помню. Он пришел к нам работать и, проработав три недели, пришел ко мне и объяснил, как лучше организовать место. Видите ли, это был человек, который привык думать» [Monk 1990: 433].

На новый 1942 год Джон Райл решил, наконец, выполнить обещание, данное им своей жене, и привезти Витгенштейна к ним в дом в Сассекс. К счастью для биографов Витгенштейна, в это время в доме был 15-летний сын Райлов Энтони, который оставил интересные записи о необычном госте:

Папа и еще один австрийский (?) профессор по имени Витгенштейн (спеллинг?) появились в 7.30. Папа скорее усталый.

Винк ужасно странный — не слишком хорошо говорит по-английски […].

Мы провели весь день в спорах — он невозможный человек. Каждый раз, когда ты говоришь что-нибудь, он говорит: «Нет-нет, дело не в этом». Может, для него дело не в этом, а для нас в этом. Слушать его утомительно. После чая я показывал ему местность вокруг дома, а он наставлял меня в том, чтобы я был добр с несчастными маленькими детьми (беженцами, которых мать Энтони разместила у себя дома — В. Р.)[Мопk 1990:363].

Благодаря Джону Райлу Витгенштейн в апреле 1942 года согласился наконец на операцию по удалению камней из желчного пузыря. Витгенштейн никогда не доверял английским врачам и всерьез считал, что Рамсей и Скиннер могли бы избежать смерти, если бы им была оказана адекватная помощь. Соглашаясь на операцию, он потребовал, чтобы ему не делали общего наркоза и чтобы перед ним поставили зеркало так, чтобы он мог наблюдать за ходом операции. Все это было исполнено, а поскольку под местным наркозом операция проходила для пациента болезненно и психологически тяжело, Джон Райл все время операции сидел рядом с Витгенштейном и держал его руку в своей.

После смерти Скиннера Витгенштейн чувствовал себя одиноким. Работа в госпитале давала ему нравственное удовлетворение, но психологически он вновь чувствовал себя несчастливым. Вновь начались депрессии. Некоторое облегчение последовало, когда он подружился с одним из своих коллег по госпиталю, Роем Форакром. Это был молодой человек, обладавший чувством юмора и веселым характером. Когда Витгенштейн начинал кипятиться, Рой говорил ему «Остынь, Проф!», что Витгенштейну чрезвычайно нравилось [Monk 1990:443]. Посетив квартиру Витгенштейна в Кембридже, Рой был крайне изумлен, обнаружив там вместо ожидаемых книг по философии пачки журналов с детективными рассказами.

Рой Форакр, будучи совершенно другим человеком, не мог заменить Витгенштейну Френсиса Скиннера, тем не менее за 18 месяцев их совместной работы он стал самым близким человеком для Витгенштейна.

Среди медицинского персонала Гай-Госпиталя Витгенштейн подружился с доктором Бэзилом Ривом, молодым врачом за тридцать, интересующимся философией. Когда он услышал, что новый сосед по столу — не кто иной, как Людвиг Витгенштейн, он пожелал непременно с ним познакомиться. Как-то раз он сел напротив Витгенштейна, и между ними сразу завязалась дружба. Темами бесед, тем не менее, стала не философия, а архитектура и музыка, а также фрейдистские интерпретации медицинских тем. Постепенно беседы перешли на то, чем занимался сам доктор Рив. А занимался он исключительно интересными вещами. Он работал в Совете Медицинских исследований при госпитале, где главным был доктор Грант. Они исследовали травматический шок у людей, переживших бомбежки. В какой-то момент их работа перестала быть сугубо экспериментально-психологической и приняла философский уклон. Обнаружив, что не существует удовлетворительного определения травматического шока, Грант и его коллеги решили вообще обойтись без определения шока как базового понятия и именно на этом строили свою дальнейшую работу. Все это было настолько близко к философским установкам позднего Витгенштейна, что он не мог не заинтересоваться исследованиями Гранта. Рив познакомил Гранта и Витгенштейна, а когда в ноябре 1942 года лаборатория Гранта переезжала в Ньюкасл и в последний момент техник отказался ехать, Витгенштейн предложил свои услуги в качестве техника. Эти услуги были с благодарностью приняты. Новая работа одновременно означала для Витгенштейна интеллектуальный труд после тяжелого и очень низко оплачиваемого (он получал 28 шиллингов в неделю) труда в госпитале.