Людвиг Фейербах - Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями

Тот вон человек свободен от порока погони за наслаждениями, нецеломудренности, излишества в еде и питье; но, быть может, потому только, что он от самой природы не имеет склонности к этим порокам. По крайней мере нередко бывают целомудренными и умеренными только потому, что не могут быть нецеломудренными и неумеренными по неизвестным и известным органическим основаниям. Даже моральный супранатуралист признает, что можно быть моральным, по крайней мере, можно поступать морально, не из чувства долга, а из склонности, из нравственного стремления, следовательно, не в силу моральной воли.

Вообще, классическая мораль исходила из того, что человек должен преодолевать себя. Поэтому, например, если человек не ворует, потому что он прикован к постели, или не развратничает, потому что бессилен в половом отношении, это не считалось добродетелью, потому что не требовало решительного и публично значимого действия, которое только и есть добродетель – показать себя перед людьми честным. Фейербах переворачивает эту логику, считая, что прикованный к постели человек найдет чем насладиться, в том числе и тем, что он не ворует, – но выглядит этот аргумент довольно натянутым.

«Сохранять же свою жизнь есть долг, и, кроме того, каждый имеет к тому еще и непосредственную склонность. Но… большинство людей… оберегают свою жизнь сообразно с долгом, но не из чувства долга… Оказывать, где только возможно, благодеяния есть долг, и, кроме того, имеются столь участливо настроенные души, что они и без всякого другого тщеславного или корыстолюбивого побудительного мотива находят внутреннее удовольствие в том, чтобы распространять вокруг себя радость… Ведь в максиме не хватает нравственного достоинства, а именно совершать такие поступки не по склонности, а из чувства долга». Но то, что относится к этим обязанностям, относится также и к другим. Больше того: нет долга, который не мог бы быть исполненным из склонности и который первоначально, прежде чем он был превращен в закон, не исполнялся бы именно так.

Цитата – из «Основ метафизики нравов» Канта. Такой морализм Канта часто высмеивался, например, в эпиграмме Шиллера:

На самом деле Кант, конечно, не отрицал, что нравственный поступок могут сопровождать самые хорошие чувства, но он отказывался выводить природу нравственного поступка из природы этих чувств. Нападки на Канта продолжаются у Фейербаха и ниже.

Там, где бытие связано с волей, желание просто и желание быть счастливым – тождественны. Бытие без воли – это безразличное бытие; но бытие с помощью воли, бытие как предмет воли – это здоровье. Здоровье же есть не что иное, как бытие, соответствующее тому, что есть, его сущности, его органам и потребностям, его склонностям и стремлениям.

Интимнейшую сущность человека выражает не положение: «я мыслю, следовательно, я существую», а положение: «я хочу, следовательно, я существую».

Философия Канта, именно мораль, – это холостая форма без материи; мужчина без женщины и ребенка. «Чистый разум», чистое созерцание, чистая добродетель – это непорочное зачатие Святой Девы, если перевести на понятия протестантизма. Там нет мужчины, здесь нет женщины, нет матери.

Кант, не обращая внимания на счастье, ставит человеку долг для себя самого в качестве цели; это, может быть, имеет правильную педагогическую и моральную цель, но это не выражает никакой метафизической точки зрения, т. е. соответствующей сущности человека.

Кант написал свою мораль не только для людей, а для всех возможных разумных существ. Лучше бы он написал свою мораль не для профессоров философии, которые одни только и являются вне человека этими разумными существами, но и для поденщиков и дровосеков, для крестьян и ремесленников! На каких, совершенно иных, началах он бы ее обосновал! Как трудно дается жизнь этим людям; как вся их деятельность уходит только на то, чтобы прокормить себя; как счастливы они, если могут накормить и одеть себя и своих близких! Как ясно у них гетерономия является автономией, эмпиризм – законом их морали!