Петер Слотердайк - Солнце и смерть. Диалогические исследования

Альбер Камю после окончания Второй мировой войны заметил: «Тайна Европы в том, что она больше не любит жизнь». Это суждение участники диалогов, опубликованных в книге «Солнце и смерть», цитируют и обсуждают, приходя к выводу, что дальше так существовать не годится.

Есть два важных уточнения, которые давным-давно пора сделать, чтобы поправить картину западной философии последних веков, сложившуюся в России.

Первое. Когда Ф. Ницше говорит о философии, он говорит не о «веселой науке», а о «жизнерадостной науке». Это – жизнеутверждающая наука, а вовсе не развлекательная. Она сродни бодрым советским песням: «Ну-ка, солнце, ярче брызни, золотыми лучами обжигай. / Эй, товарищ, больше жизни, поспевай, не задерживай, давай. / Чтобы тело и душа были молоды… / Физкульт – ура, ура, ура, будь готов, когда настанет час бить врагов…» Самая что ни на есть серьезная ницшеанская песня: она бодрит, но отнюдь не веселит.

Второе . Говорить о философии как о жизнерадостной науке начал вовсе не Ф. Ницше, а М. Монтень. Под следующими его словами с удовольствием подписался бы не только Ницше, но и Слотердайк: «Странное дело, но в наш век философия, даже для людей мыслящих, всего лишь пустое слово, которое, в сущности, ничего не означает; она не находит себе применения и не имеет никакой ценности ни в чьих-либо глазах, ни на деле. Полагаю, что причина этого – бесконечные словопрения, в которых она погрязла» [305] Монтень М . Опыты: В 3 кн. СПб., 1998. Кн. 1. С. 198. .

Эти слова, которые звучат удивительно актуально – особенно в современной России, – Монтень сказал еще в XVI веке. Что не может не наполнять нашу душу надеждой. Кому-то может сегодня казаться, что для философии наступили последние времена, что она окончательно побеждена позитивизмом, что она никогда еще не казалась такой бесполезной. Однако подобные времена на протяжении двадцати шести веков ее существования уже бывали. И после XVI века, о котором вел речь Монтень, она снова расцвела пышным цветом.

Расцвет этот Монтень предвидел, но связывал его с непременным условием – философия должна превратиться в науку жизнерадостную: «Глубоко ошибаются те, кто изображает ее недоступной для детей, с нахмуренным челом, с большими косматыми бровями, внушающей страх. Кто напялил на нее эту обманчивую маску, такую тусклую и отвратительную? На деле же не сыскать ничего другого столь милого, бодрого, радостного, чуть было не сказал – шаловливого. Философия призывает только к празднествам и веселью. Если пред вами нечто печальное и унылое – значит, философии тут нет и в помине… Но так как тем мнимым философам, о которых я говорю, не удалось познакомиться с этой высшею добродетелью, прекрасной, торжествующей, любвеобильной, кроткой, но вместе с тем и мужественной, питающей непримиримую ненависть к злобе, неудовольствию, страху и гнету, имеющей своим путеводителем природу, а спутниками – счастье и наслаждение, то, по своей слабости, они придумали этот глупый и ни на что не похожий образ: унылую, сварливую, привередливую, угрожающую, злобную добродетель, и водрузили ее на уединенной скале, среди терниев, превратив ее в пугало, устрашающее род человеческий» [306] Там же. С. 198–200. .

Слотердайк – непосредственный продолжатель Монтеня и Ницше. Несмотря на окружающую его духовную чуму, он верит в то, что к победе над ней человечество приведет жизнерадостная философия.

Похоже, именно этот проект и был реализован Слотердайком в «Сферах». Там нет недостатка ни в цветах, ни в соловьях, ни в обезьянках. Но самое главное – там есть дух Возрождения, как его понимает Слотердайк.

По его мнению, суть этого явления – вовсе не в возрождении чего-то почившего в бозе. Эта суть куда более прозаична. Она схвачена уже в «Декамероне» Дж. Боккаччо. Наш современник, который, как ни одно поколение прежде, учился понемногу, чему-нибудь и как-нибудь, помнит все неточно и считает «Декамерон» сборником каких-то малоприличных анекдотов. Во всяком случае, он вспоминает, что именно так трактовали эту книгу суровые социалистические педагоги-наставники, чем создавали ей невероятную рекламу среди учеников.

А между тем «Декамерон» вовсе не описывал собрание беззаботных весельчаков, развлекающих друг друга анекдотами. Рассказывание новелл было единственным способом выжить: ведь действие, описываемое в книге, происходило во время чумы.

Без чумы не было бы ни «Декамерона», ни Возрождения.

Так говорил Слотердайк.