Дмитрий Кралечкин: Ненадежное бытие. Хайдеггер и модернизм

В пространстве трех указанных базовых онтологических различий Хайдеггер вынужден выбирать стратегию foolproof , то есть сужения инструментальных возможностей с целью максимальной надежности, и в то же время систематически отказываться от нее, отрицать ее в самом ее выполнении. Позитивный жизненный мир, выделенный в координатах инструментальности, «одного-для-другого», желает представляться в качестве такой защиты, которая не требует дополнительной собственной технической реализации, то есть инструменты и вещи должны быть защищены самими собой, чтобы ни один глупец не оказался способен нарушить их распорядок. Однако такая надежность возможна только как проекция аутентичного антимира, то есть мира, в котором глупец защищен тем, что на его месте уже находится мудрец, желательно с ножом. Хайдеггера, несомненно, влечет позиция мудреца, того, кто не может ошибиться в своем обиходе, однако приблизиться к ней он может лишь за счет философского концепта онтологического различия, которое само становится довольно тяжеловесным и дорогостоящим механизмом foolproof : главное, не смешивать то, что так легко смешивается. Но дело не только в том, что такой инструмент не может быть совершенным, а в том, что он должен отрицать сам себя, камуфлировать собственное действие (или бездействие): в искомом мире онтологического различия последнее парадоксальным образом не существует, то есть само онтологическое различие возможно лишь как критический защитный инструмент, отсчитываемый от ситуации, заранее признанной опасной, а потому такой инструмент не может быть аутентичным. Хайдеггеру хотелось бы получить то, что обещает механизм, система foolproof (напоминающая систему сигнализации), но он не готов платить за это самим признанием такого механизма. В каком-то смысле ему просто нечем платить, а потому сцена онтологического различия становится сценой имитации аутентичного антимира, полностью защищенного от любого искажения со стороны «воли к власти», «представления» или субъекта, то есть от неумного или злонамеренного пользователя. Возможно, последнему не вполне уютно в мире «четверицы», но его мнения уже никто не спрашивает. Стремясь распрощаться с миром модерна, как он существовал от древних греков до атомной бомбы, Хайдеггер пожелал заключить договор с миром сил и стихий, а не героев или даже народов. Но неизвестно, ответили ли они на его предложение.

Pippin R. Modernism as a Philosophical Problem: on the Dissatisfactions of European High Culture. Oxford, Malden (MA): Wiley-Blackwell, 1991. P. 149 ff.

Так, Р. Пиппин резонно указывает на то, что Хайдеггер делает из Ницше «соломенное чучело» (Ibid. P. 135), включая в понятие метафизического модерна Ницше с его концепцией «воли к власти».

Эпизод 6. Мировой рекорд (World Record) (реж. Коикэ Такэси) // Аниматрица (The Animatrix). Studio 4 °C, 2003.

Croce B. Conversazioni critiche, serie quinta. Bari: Laterza, 1939. P. 362.

Общую сводку состояния дискуссии вокруг проблемы «анализа инструмента» и ее связи с метафизикой см., например, в: Sinclair M. L’outil et la métaphysique: (encore une) note sur le statut ambigu de l’ «ustensilité» chez Heidegger // Revue philosophique de la France et de l’étranger. 2008. T. 133. № 4. P. 423–441. Разумеется, в современной философии возрождение интереса к теме инструмента у Хайдеггера связано с объектно-ориентированной версией, предложенной Г. Харманом в его диссертации: Harman G. Tool-Being: Heidegger and the Metaphysics of Objects. Chicago: Open Court Publishing, 2002. Я, однако, выбираю направление, противоположное хармановскому, если отсчитывать от точки «инструментальности»: за отправной системой референциальности скрывается не «объект» как таковой, вечно убегающий в самого себя от всякого доступа, а точка аутентичного схождения, удачи инструментальности, в тени которой только и может существовать какой-либо объект.

Чжуан-цзы. Ле-цзы / пер. В. В. Малявина. М.: Мысль, 1995. С. 74–75.

Fisher M. Weird and eerie. London: Repeater, 2017.

Связка этих фигур анализируется в работе: Рансимен Д . Ловушка уверенности // История кризиса демократии от Первой мировой войны до наших дней. М.: Издательский дом ВШЭ, 2018. Рансимен не рассматривает анализируемую мной далее конструкцию липпмановского drift’а, считая ее одним из синонимов процесса накопления и последующего краха уверенности, характерного для демократии. Динамику демократии в версии Рансимена можно представить как обобщенную динамику отношения ко времени.